– Терзать?..
– Возможно, я чересчур сильно выразился, однако без них вам будет куда лучше.
Шум улицы словно стих. Ей почудилось, что вокруг и вправду появились призраки.
– Не можете же вы вечно избегать этих улиц? – спросил Дрессер.
– Вы правы, возможно.
Неоспоримую правоту его слов приходилось признать. Джорджия отважно выпрямилась и пошла вперед.
Улица Биллинг-роуд была типична для района Мейфэр – по обе ее стороны стояли почти одинаковые высокие дома с полированными черными перилами у парадного входа и ровными рядами застекленных окон. Странно, всех мелких деталей она раньше отчего-то не замечала.
Они приближались к Тому Самому Дому, и сердце ее билось все быстрее.
– Не знаю, как поступил с домом дядя Дикона, новый граф Мейберри, – оставил себе или продал… – Горло ее сдавило, во рту пересохло, но она мужественно договорила: – Люди в основном предпочитают арендовать дома, ведь в Лондоне они проводят всего несколько месяцев в году. Но мы почти безотлучно жили в городе, так что этот дом был арендованный, разумеется, но очень надолго…
Следуя подле, Дрессер предоставил ей выговориться, изредка вставляя словечко и гадая, что больше печалит графиню: потеря дома или супруга. Первое представлялось сомнительным – мелочность, похоже, несвойственна Джорджии Мейберри. Да, она молода. Да, легкомысленна и избалована. Но при этом удивительно сильна и обнаруживала редкостное здравомыслие.
Может быть, потеря дома и мужа для нее неразделимы?
Она умолкла, остановившись напротив дома, ничем не отличающегося от соседних.
– Это он? – спросил Дрессер.
– Да. Как странно, что я не могу войти! – Они пошли вниз по улице. – Не хочу стоять здесь на виду у всех как потерянная.
– Это всего лишь дом – таких на этой улице полным-полно.
– Думаю, в море полным-полно совершенно одинаковых кораблей, – парировала она, – но разве вы не тоскуете по тому, который вынуждены были покинуть?
Дрессер честно подумал и ответил не менее честно:
– Ни в коей мере. По некоторым людям – да, порой скучаю, однако благодарю небо, что избавился от других, которых терпеть не мог.
– Тогда вы не знаете, что это такое – терять дом. И не один…
– Увы, – признался он. – А какие еще дома вы потеряли?
– Замок Мейберри… хотя я не особенно его любила. И «Сан-Суси».
– Это означает «без забот»?
– Это был мой дом… наш дом. В Челси, на самом берегу реки. Сейчас мы с Диконом жили бы там… Мы перебирались туда, когда в Лондоне становилось слишком жарко. А какие там сады… Я знаю, новый лорд Мейберри оставил «Сан-Суси» себе. Сейчас он, наверное, прохлаждается там.
Дрессеру нечем было ее утешить – возможно, тенистый парк подарит ей иллюзию потерянных садов «Сан-Суси»?
– Мы могли бы прогуляться по парку… Ведь это, кажется, нам по дороге?
Джорджия вздрогнула, отвлекаясь от тягостных раздумий.
– Да, вполне…
Дрессера глубоко опечалила история молодой вдовы. В одну ночь Джорджия лишилась не только мужа, но и крыши над головой. Ее просто-напросто выселили, позволив взять с собой лишь самое необходимое. А новый лорд Мейберри завладел всем, что она считала своим: не только домами, но и мебелью, фарфором, картинами, коврами, драгоценностями. Всем, кроме ее платьев и того немногого, что она получила в подарок за время недолгого брака. Неудивительно, что она одержима желанием обрести все это вновь.
– Да, это жестоко, – сказал Дрессер, – но сами посудите: как могло быть иначе?
Джорджия не стала делать вид, будто не поняла.
– Иначе и быть не могло. Я знаю.
Она шла все так же стремительно, но теперь, казалось, от чего-то убегала, спасалась, и Дрессеру захотелось ее обнять и утешить. Джорджия остановилась в конце дорожки, в тени высокого дерева.
– Тут все по-прежнему, – сказала она.
– Вы имеете в виду парк?
– Я имею в виду все: дом, парк, улицу Пэлл-Мэлл… – Джорджия повернулась к Дрессеру: – Вот если бы вы вернулись на флот, там тоже, наверное, увидели бы, что ничего не переменилось…
– Я, несомненно, попал бы на другое судно – если бы мне вообще удалось получить назначение. В мирное время это дьявольски непросто.
Джорджия вскинула голову:
– А как назывался ваш последний корабль?
– «Передряга», – ответил он, и она откликнулась так, как он того и хотел, – улыбнулась.
– Вы шутите?
– Нет, клянусь честью! Величественные имена носят величественные суда. А у нас были еще «Хорек» и «Селедка».
– И вы вовсе не скучаете по своей «Передряге»?
– Ни в малейшей степени.
– А по дому, где прошло ваше детство? По нему вы разве не скучали, когда отправлялись в плавание?
– Не припоминаю такого. Родителей не стало, когда мне было десять, и я уехал жить к дядюшке и тетушке в Дрессер-Мэнор. Прежде я бывал там, и он мне нравился – особенно я любил конюшни. Но я никогда не чувствовал себя там дома. Собственно, Дрессер и не был моим домом.
– Тогда понятно: вам нечего было терять.
– Пожалуй, я скучал только по моему пони.
– А как его звали? – спросила она.
– Конкистадор. Так звал его я, хотя по-настоящему он именовался Гомером, – но для десятилетнего парнишки это было чересчур.
– Я люблю лошадей, но никогда особенно не жаловала верховую езду.
– Возможно, вам понравилось бы ездить по-мужски, – предположил Дрессер.
– Кто знает, – улыбнулась Джорджия.
– Теперь Дрессер – моя собственность, – ему отчего-то очень важно было сейчас это подчеркнуть, – теперь это мой дом, и заниматься им – мой святой долг.
– Вот это я как раз прекрасно понимаю. Надеюсь, это доставляет вам радость.
«Только когда я представляю себе, что ты живешь там», – едва не вырвалось у него.
– Надеюсь, сам по себе Грин-парк не навевает горестных воспоминаний? – вместо этого спросил он.
– Знаете, это даже занятно. – Джорджия воспрянула духом. – Разумеется, он вовсе для меня не потерян. Я могу гулять здесь, как прежде, и наслаждаться, как встарь! Спасибо вам: вы убедили меня, что остается еще множество радостей: парки, театры, магазины, приемы при дворе… Как глупо скорбеть о потерях, когда вскоре весь Лондон вновь будет у моих ног! Нужна сущая безделица – вступить в новый брак.
Как он и предполагал, она стремилась вернуть себе то, что имела. Он уверен был, что, если бы это было в ее силах, она вернула бы себе и дом на Биллинг-роуд, и «Сан-Суси»… Однако это было так же немыслимо, как ему – вернуть безвозвратно потерянную красоту лица.
