– Ах, драная кошка! – воскликнула Лиззи, а в ее устах это было равносильно площадной брани.
– Именно такова она и есть! И беременность ее вовсе не извиняет: ведь когда ты носила дитя под сердцем, не превращалась же в гарпию!
– Нет, это не оправдание. Надеюсь, ты сожгла письмо.
– Сразу же. Но истребить бумагу куда проще, нежели грязные сплетни.
– Слухи сами по себе прекратятся, если не подливать масла в огонь. Тебе не стоит возбуждать новые сплетни, этого будет достаточно.
– Какая скука! – вырвалось у Джорджии, но она ободряюще улыбнулась подруге: – Не волнуйся, дорогая. Я намерена явить собой воплощенную скромность.
Лиззи от души расхохоталась.
– Вот увидишь, у меня получится! – принялась уверять Джорджия.
– В этаком-то наряде?
– Вырез у него лишь чуть-чуть больше, чем у твоего.
– Именно это «чуть-чуть» зачастую решает дело.
Джорджия повертелась перед зеркалом, изучая свой корсаж. Пышная грудь рельефно возвышалась, подчеркнутая затянутой талией, а изящное сапфировое колье привлекало внимание к этим дивным возвышенностям.
– Ничего возмутительного я не вижу.
– А как же насчет «воплощенной скромности»?
Джорджия критически оглядела себя:
– Хорошо, не стану изображать скромняшку. Джейн, прическа готова?
– Я сделала все, что могла, учитывая, что вы вертитесь и вскакиваете то и дело.
– И все же ты волшебница, Джейн! Спасибо! А теперь, будь добра, дай-ка мне траурный браслет.
Медальон с портретом Дикона она уже успела приколоть к серебряным кружевам, которыми был отделан корсаж. Она прикрепила его вовсе не напоказ – просто хотелось, чтобы Дикон был с ней… Она знала, что он оберегал бы ее, если бы мог.
Черный с серебром браслет не слишком подходил к туалету, поэтому был заметен издалека. Джейн застегнула его на правом запястье госпожи.
– Я права? – спросила Джорджия у подруги.
– Конечно, дорогая.
– Как чудесно, что моя мудрая подружка вновь со мной! Я еще не успела поблагодарить тебя за твои прекрасные письма – они помогли не лишиться рассудка в моем затворничестве.
– И весточки от тебя очень меня радовали – особенно зимой, когда я была огромной, словно кит, готовясь произвести на свет Артура.
– Расскажи, как поживает малыш? Ему ведь уже целых пять месяцев! Как я хочу на него посмотреть!
– Так приезжай. В этом возрасте они такие прелестные.
– Однако от них надолго не уедешь.
– Знаешь, мне хорошо в деревне. Когда у тебя будут детки, ты меня поймешь. В деревне им куда лучше, чем в городе.
Не слишком стремясь поддерживать разговор о детях, Джорджия принялась надевать серые шелковые туфельки. Если бы природа была благосклонна к ней, у нее уже было бы дитя, а если бы родился мальчик, она бы не утратила ни замка Мейберри, ни «Сан-Суси»… Как минимум в течение последующих двадцати лет все это принадлежало бы ей по праву.
– Ну почему, почему у некоторых супругов легко получаются детки – порой даже слишком легко, – а у других нет? Это так несправедливо! – сорвалось с ее уст помимо воли.
– Такова Божья воля.
– Но почему Господь так устроил?
Лиззи поднялась и заключила подругу в объятия:
– Увы, на этот вопрос я не знаю ответа, дорогая. Но когда ты вновь выйдешь замуж – я уверена, Бог подарит тебе детишек.
– Надеюсь, это не будет второе Благовещение в истории рода людского!
– Джорджия! – ужаснулась Лиззи, однако вновь обняла ее: – Ты совсем не изменилась, и я этому безумно рада. Разумеется, если некто появится у тебя в опочивальне в образе ангела, будь очень, очень осторожна.
– Как думаешь, какой-нибудь ушлый совратитель уже применял этот трюк? «Но, папочка, это же был архангел Гавриил!» – Джорджия расхохоталась до слез.
Так, с торжествующей улыбкой на устах, она и вышла из своих покоев.
Джорджия спускалась по лестнице, мило болтая с Лиззи, силясь быть столь же беззаботной, как и год назад, но как же это было трудно под прицелом жадных взоров! Она привыкла быть центром внимания, но ведь это было совсем другое. Большинство приглашенных ни разу не видели леди Мей после гибели супруга – и все смотрели на нее оценивающе. Неужели они находили ее облик неуместным?
Неужели они ожидали, что леди Мей предстанет перед ними в глубоком трауре или в приглушенно-сером скромном вдовьем наряде? Она непроизвольно коснулась медальона и потупилась – мысль о том, что Дикон с ней, немного утешила. Он-то понял бы, почему она надела «павлиний наряд», и одобрил ее выбор.
Проклятие… нет, она не заплачет!
Глаза ее искали друзей в толпе. Вот Херринг беседует с Уэйвени – а тот когда-то был преданным ее поклонником, но теперь, когда он женат, это может сослужить ей дурную службу. И Бэбз Херринг наверняка где-то поблизости. Увидела Джорджия и герцога Бриджуотера, одного из возможных кандидатов в ее супруги, – он, казалось, в упор ее не видел, всецело поглощенный беседой о своих обожаемых каналах.
Улыбка мистера Портерхауса, адресованная ей, была открытой и дружелюбной – и Джорджия улыбнулась в ответ. Он некогда был одним из самых приятных лиц в ее свите, так что на него можно положиться.
Дрессер. Где Дрессер?
Супруг Лиззи, ничем особенно не примечательный, но очень доброжелательный, подошел к ним – взгляд его с обожанием устремился на жену. Именно на жену, поняла Джорджия, а вовсе не на изысканное платье или волшебную красоту ее спутницы. Интересно, что в ней, Джорджии, некогда покорило Дикона – она сама или ее наружность и стиль?
Нет-нет, об этом нельзя думать, особенно здесь и сейчас!
Дьявольщина, куда запропастился Дрессер?
Оглядевшись, она не увидела его и удивилась, насколько это расстроило ее. Видимо, она уверена была, что он ждет ее и тотчас поспешит навстречу, как тогда, на лондонском причале, чтобы стать ее надежным якорем. И вот теперь она льнула к Торримондам, словно испуганное дитя. Портерхаус вел светскую беседу с Беррисфордами, Уэйвени хлопотал вокруг жены.
И тут откуда ни возьмись возникла Элоиза Кардус в розовом платье с необычайно низким декольте. Она мило улыбалась.
– Что за прелестный домик, не правда ли?
– Да, очаровательный, – ответила Джорджия.
– И такие изысканные цветочные украшения!
– О, благодарю вас.
Элоиза удивленно вскинула брови.
– Я помогала сестрице их подбирать. И рада, что они вам нравятся.
Элоиза явно пожалела, что эта похвала сорвалась у нее с языка.
– Наверное, вы скучаете по домашним хлопотам – ведь у вас, увы, своего дома нет, – сказала она.
