Сердечко Джорджии затрепетало: вот она, вожделенная возможность! Вот он, повод для еженедельных визитов в Лондон! А может, удастся даже туда переехать…
– А когда предположительно должна вернуться леди Родгард? – спросила она.
– Трудно предугадать, как пойдут у нее дела в поместье… Путь туда неблизкий, а она еще и ребенка взяла с собой. Полагаю… впрочем, удержусь от критики. Словом, вернется она, как только сможет, ведь Родгард остался здесь.
На самом деле чета Родгард была практически неразлучна. А с Диконом у них было так же? Джорджия поняла вдруг, что не помнит этого. Она украдкой дотронулась до медальона, отчасти чувствуя себя предательницей. Придя в себя, она обнаружила, что леди Брайт все еще говорит о приюте:
– …так что там у всех полно забот. Еще бы, такие тяжелые времена! Кажется даже, что война способствовала процветанию, а мир – нищете и безработице. Это выглядит таким диким, но… О, простите, дорогая, тут вовсе не место для серьезных разговоров!
Джорджия надеялась, что не выглядит скучающей.
– Почему бы и нет? Почти все мужчины говорят о политике… или о каналах, – прибавила она с улыбкой.
– Так что же насчет «Приюта Данаи»? – не унималась леди Брайт. – Есть ли хоть призрачный шанс, что…
И Джорджия решилась.
– Да. Я следила за делами приюта и прежде, из Челси, когда большинство патронесс уезжали на лето в свои загородные поместья. Увы, злокозненность и распутство не утихают ни в какое время года.
– О, благодарю вас! – В какой-то момент Джорджия подумала, что Порция прямо тут, в бальном зале, кинется ей на шею. – Не представляете, какая гора упала с моих плеч! Что же до времен года, то любовь их не различает.
– Как и насилие, – кивнула Джорджия, – а летние горести проистекают от весенних безумств.
– Некоторых девушек губит любовь – примером этому та, которую когда-то привезли в приют вы. Таким я от души сочувствую. Как тяжко, должно быть, ждать своего счастья годами, когда кровь кипит от любви и желания!
Джорджия безуспешно подбирала слова, но ничего не шло на ум, тем более что леди Брайт бросила на супруга недвусмысленно страстный взор. Она смогла лишь пролепетать:
– Да, должно быть, это так трудно.
«…когда кровь кипит от любви и желания…»
Джорджия никогда не чувствовала ничего похожего с Диконом, и их разлука никогда не казалась ей невыносимой – и теперь готова была плакать от грусти.
– Джорджия?
Вздрогнув, она обернулась и с великим облегчением приветствовала пышногрудую Бэбз Херринг – темные локоны покачивались, а на круглых щеках от улыбки появились очаровательные ямочки. Джорджия представила Бэбз Порции Маллори, втайне радуясь, что можно оставить скользкую тему. А через несколько минут две молодые матери уже обсуждали детишек, их прелести и шалости, их кормление и одежду, наперебой сокрушаясь, что приходится время от времени расставаться с малютками.
Извинившись, Джорджия отошла, улыбаясь и кивая гостям, тщетно пытаясь отыскать среди них Дрессера. Уж кто-кто, а Дрессер точно не станет беседовать с ней о няньках и кормилицах.
Выйдя из зала в холл, она то и дело останавливалась, чтобы поболтать со знакомыми и пофлиртовать с подходящими кавалерами, изо всех сил стараясь не замечать пристальных и странных взглядов прочих гостей. Ничего, как только они привыкнут к ней и поймут, что она осталась прежней, неспособной на низость и грех, все уладится, думала она.
Вспомнив, где именно она нашла в Эрне Дрессера, Джорджия вышла на террасу. Увы, и там не оказалось списанного на берег моряка, свешивающегося через балюстраду. Впрочем, здесь бы ему и не пришлось этого делать: терраса возвышалась над газоном всего на четыре фута, а балюстрада высотой была чуть выше колен.
Джорджия возвратилась в дом через библиотеку, где были поставлены карточные столы, но и там не увидела Дрессера. Не может быть, чтобы он оробел и не приехал, – такие, как он, не боятся и самого черта. Или просто он умеет тщательно скрывать страх?
Возможно, прежде ее тоже считали бесстрашной – и тогда вернее всего это было правдой. А вот теперь она чувствовала себя явно не в своей тарелке, это приходилось признать. Гости отчего-то не улыбались ей так же тепло, как прежде, не искали ее общества. Такого никогда не бывало прежде!
Ах, вот и де Бофор! Вот он приближается, лицо его сияет – и у Джорджии немного отлегло от сердца. Когда он поцеловал ей руку, то даже слегка покраснел, став еще обворожительнее. Тут к ним присоединился лорд Эвердон – наверняка он тоже не прочь был за ней приударить. Ее свиту вскоре пополнил герцог Ричмонд – он тоже принялся с ней флиртовать. Ого, целых два герцога, и ничего, что одному из них всего семнадцать. Все постепенно налаживалось.
Джорджия посулила Ричмонду первый танец – классический менуэт, – просто чтобы поддразнить остальных. Войдя в бальный зал, она заметила, как Селлерби приглашает на танец Элоизу, так что, возможно, и этот ее план сработал. Вот если бы еще и Дрессер прибыл, вечер был бы просто великолепен.
Она улыбнулась Ричмонду:
– Это мой первый танец за год, герцог. Сердечно благодарю вас за эту возможность!
Ричмонд вновь зарумянился:
– Нет, это я благодарю вас за честь, леди Мей! Без вас бал был бы бледен и скучен – вы озарили его собой.
– Как это куртуазно и мило, герцог!
Юный Ричмонд вновь покраснел, на сей раз до ушей.
Зазвучала музыка, и счастливая Джорджия позволила кавалеру увлечь ее в танце – она знала, что движения ее изящны и грациозны, как и прежде. Окрыленная, она подарила де Бофору следующий танец – и, похоже, ей удалось вскружить ему голову. Она плавно двигалась, приседала в реверансах, и на лице ее сияла победная улыбка. Да, леди Мей вернулась в свой привычный мир, и он нисколько не переменился…
Когда танец закончился, она увидела, что к ней приближается Селлерби. Следовало бы подарить танец и ему, но Джорджию все сильнее волновало отсутствие Дрессера, поэтому она, извинившись, вновь пустилась на его поиски. Увидев своего зятя, она спросила:
– А лорд Дрессер уже пожаловал?
– Дрессер? – переспросил Треттфорд. – Ах, этот моряк, протеже вашего папеньки. Понятия не имею, моя дорогая. Возможно, он просто-напросто заблудился – видимо, на суше он ориентируется куда хуже, чем в бурном море!
Хихикнув над собственной шуткой, он отправился приветствовать припозднившегося гостя. Увы, это был не Дрессер. Джорджия вновь обошла дом, а когда вернулась в бальный зал, обнаружила, что Селлерби поджидает ее у входа. Он взял ее за руку:
– Леди Мей, вы пир для моих глаз!
Порой он бывал уморителен, этот Селлерби.
– Полагаете, у глаз есть зубы?
– Умная девушка, – хихикнул он. – Нет, только лишь реснички.
