– Полно, какая женщина перед тобой устоит?
– Будь уверена, все женщины в полнейшей безопасности: я не намереваюсь жениться, а заигрываю лишь с теми, кому это совершенно безразлично.
– То есть с замужними?
– Частенько. Что вполне устраивает и дам, и их мужей – особенно если те погуливают на стороне. Да ты становишься пуританкой, любовь моя?
– Господи, с чего ты взял? Но, видимо, таково тлетворное влияние Эрне.
– Не думаю, что это навсегда.
Джорджия тотчас стала серьезнее:
– Тебе ведь известно, что я была добродетельной женой, правда ведь, Перри? Ну да, я флиртовала, однако…
Перри жестом остановил сестру:
– Разумеется, известно, любовь моя. Но у меня для тебя неважные новости.
Он тоже стал серьезным, и Джорджия поплотнее запахнула шаль. Ей следовало бы сразу догадаться, что лишь суровая необходимость могла вынудить брата уехать из Лондона в разгар зимы.
– Что же это?
– Скандал вокруг твоего имени вновь разгорается.
– Спустя полгода? Как?.. Отчего?..
– Причиной всему твоя покойная свекровь…
– Но она же мертва и погребена! – Джорджия уставилась на брата непонимающим взором.
– Однако успела напоследок отравить и твою жизнь. Она умирала почти неделю, успела продумать церемонию собственных похорон, но также принимала и визитеров. И всем говорила одно: она умирает оттого, что сердце ее разбито. А причиной тому – проклятая бесплодная шлюха, на которой угораздило жениться ее покойного сына.
– Ну, в этом ничего нового нет, – скривилась Джорджия.
– Ошибаешься. – В тоне Перри явственно прозвучало предупреждение. – Она утверждала, что недавно получила сразившее ее наповал известие из достоверных источников: будто бы Чарнли Ванс писал своему секунданту Джеллико, жалуясь, что ты обманом вынудила его заколоть мужа, взамен обещая свою любовь и бегство с ним за пределы страны…
– Что-о-о? – Джорджия вскочила с дивана. – Да кто этому поверит? Я и прежде редко встречалась с Вансом… Да я скорее перережу себе горло, чем убегу с таким, как он!
Перри тоже встал:
– Знаю, однако этой лжи из уст умирающей женщины оказалось достаточно, чтобы…
– За что? – Джорджия заломила руки. – За что? Она и из могилы терзает меня, губит… О, Перри, что мне делать?
– На данный момент – ничего, любовь моя. – Перри взял ее руки в свои. – Разумеется, мы разыскиваем упомянутое письмо, чтобы объявить его фальшивкой.
– А что, если этого письма вовсе не существовало? Как жестоко! Я невиновна! Я ничего дурного не сделала! Ничего!
– Знаю, сестрица! – Перри заключил ее в объятия. – Все, кто тебя знает, уверены: ты никогда не стала бы изменять мужу с кем-то вроде Ванса…
– А с другими? – Джорджия отстранилась от брата. – Думаешь, кто-то всерьез полагает, что я изменяла Дикону?
– Только не те, кто близко с тобой знаком! Однако ты не слишком усердствовала, прикидываясь скромницей…
– И потому заслужила, чтоб меня назвали шлюхой?
– Ты ведь флиртовала? Спорила на поцелуи? Назначала тайные свидания в парке во время балов?
– Но ведь все это я делала единственно ради забавы! Разве развлекаться запрещено? И Дикон ничего не имел против. Не думала я, что ты станешь упрекать меня за это, Перри.
– Я вовсе тебя не упрекаю. Я просто растолковываю, сколь щекотливо твое положение. А оно сложное, Джорджи, и тебе надлежит быть крайне осторожной, чтобы выстоять.
– Но я ведь здесь, правда? Я прозябаю тут, в Эрне, в глубочайшем трауре. Я продлила свой траур на месяц из-за кончины свекрови, а в ответ получила от нее порцию яда! Что еще должна я сделать?
– Оставаться тут подольше, – откровенно ответил Перри. – С глаз долой – из сердца вон. Твоя свекровь мертва и более ничего дурного про тебя не скажет. И история с письмом, наверняка выдуманным, со временем изгладится из людской памяти. А уже весной ты сможешь спокойно появляться в обществе.
– Неужто к весне в высшем свете обо всем этом позабудут? – ядовито спросила Джорджия.
– Нет, конечно, однако твоя история уже не будет передаваться из уст в уста на каждом балу, а к тому времени и другие скандалы, касающиеся иных персон, подоспеют. Твои друзья напомнят свету о твоих добродетелях, ты появишься в полутрауре. Ведь ты леди и вдова – фигура трагическая: юная и прекрасная вдовствующая графиня Мейберри.
– Но как же это… как это может быть? – Джорджия смотрела на брата во все глаза.
– Смерть матери Дикона стяжала тебе этот громкий титул.
– И это в двадцать лет? О дьявольщина! Как все это несправедливо!
– Тьфу-тьфу, не поминай нечистого!
– Но причина-то уважительная!
– Помни: ситуация эта тебе на руку.
– Что ж, тогда постараюсь возблагодарить Бога. Я должна вскоре выйти замуж, и словечко «вдовствующая» будет забыто.
– Как только ты вновь появишься в свете, поклонники станут роиться вокруг тебя, словно трутни вокруг пчелиной матки, когда она вылетает из улья.
– Разве они все не умирают, эти самые трутни? – подняла глаза на брата Джорджия.
– Да, в этом моем сравнении есть слабое местечко. Во всем же остальном оно великолепно! – Перри ободряюще улыбнулся сестре. – И если ты будешь действовать с присущей тебе смекалкой, то все сложится блестяще.
Перри был докой по части нравов высшего света, и ей оставалось довериться ему.
– Жаль, я не знаю, где сейчас Чарнли Ванс! – вздохнула она. – Я бы загоняла иголки ему под ногти до тех пор, пока он во всеуслышание не сказал бы правду.
– А я стоял бы подле тебя с раскаленными щипцами наготове… Досадно, что он сбежал за границу еще до того, как разгорелся скандал, и с тех пор о нем ничего не слышно.
Джорджия посмотрела в окно, за которым простиралась заснеженная равнина, лишь кое-где виднелись облетевшие деревья, черные на белом снегу.
– Словно чья-то злая воля тщится уничтожить меня. Но за что? Клянусь, я не сделала ничего, за что следовало бы так наказывать!
– Разумеется, не сделала! У тебя поистине доброе сердце. Ты просто жертва злого рока, вот и все… да еще и свекровь твоя покойная усугубила дело.
– Ну и мое поведение… – Джорджия храбро взглянула брату в глаза.
– Ты честна до безрассудства, милая! Однако истинная графиня, аристократка до мозга костей, никогда не даст плодородной почвы гадким сплетням. А вот и мой обед!
В комнату вошла Джейн, а за ней следовал лакей с подносом, на котором стояла тарелка супа, лежал нарезанный хлеб и красовался чайник с горячим чаем.
