– Джорджия, ведите себя пристойно. И вообще вам тут не место.
– Возможно, вы и правы, – с достоинством ответила она, – но я все-таки вдова, а вовсе не какая-нибудь невинная овечка, а вы гость в нашем доме, к тому же ранены.
Слова ее прозвучали вполне логично, однако Дрессер смотрел на нее все так же скептически.
– К тому же мне крайне любопытно, как все произошло. Прошу, расскажите все без утайки.
Дрессер осуждающе покачал головой, но, не выдержав, улыбнулся:
– Что ж, отвечать, в случае чего, будете вы. Если нас тут застанут вдвоем…
– В самом худшем случае это будут мои родители – конечно, нас поругают, но сохранят дело в тайне. Так что произошло? Начните с самого начала. Я слышала, вас вызвали в адмиралтейство.
– Точно так. Там я повстречал старинных друзей, которые пригласили меня пообедать с ними. А после обеда все мы направились в таверну, чтобы вспомнить былые подвиги, ну а потом плавно переместились еще в одно… заведение.
– Что за заведение? – нетерпеливо спросила Джорджия.
– Вряд ли оно вам знакомо.
– И все же, в какое именно?
– Вы неисправимы, – вздохнул Дрессер. – Ну… к Мирабел.
– Мой супруг говорил, что это восхитительное место.
– Но это же бордель! – Дрессер уставился на нее во все глаза.
– В том числе – да, разумеется. Мейберри любил поиграть там в карты и полюбоваться на «живые статуи».
– Да известно ли вам, что все они почти голые?
Гнев Дрессера заставил Джорджию безудержно расхохотаться. Какое, однако, странное у него представление о ней!
– Порой на них одна лишь вуаль, но… очень красивая!
– Так вы бывали у Мирабел?!
– Разумеется, никогда! Но мы порой развлекались подобным образом в «Сан-Суси»… И «живые статуи» представляли не только женщины, но и мужчины.
– Но это вовсе не подобающее развлечение!
Джорджия вновь засмеялась:
– Мужчины всегда надевали… скажем, фиговый листочек. Но если вполне приличным считается устанавливать в парке статуи нагих богов и героев, отчего же менее прилично любоваться на живые людские тела, притом прикрытые вуалью?
– Это совсем иное, и вам это известно.
– Не стройте из себя замшелого провинциала.
– Вы чересчур молоды для таких забав.
Растроганная, Джорджия улыбнулась и склонилась, чтобы поцеловать его в щеку:
– О дорогой, милый Дрессер!
И тут он, запустив пальцы ей в волосы, прижался губами к ее губам. Джорджия отпрянула было, но ей слишком хотелось поцелуя – такого, как тогда, в Треттфорд-Хаусе.
Но этот поцелуй был иным. Сейчас он целовал ее властно – так, словно она принадлежала ему по праву. Это явно был запретный поцелуй, однако Джорджия обхватила руками его голову и страстно ответила. Тело ее само собой приняло более удобное положение, тихо зашуршал шелк сорочки. Внутренний голос сказал ей: «Помни про его больную руку. Но прижмись еще теснее… ближе… о, как это великолепно, как прекрасно…»
Вкус его губ был таким знакомым, словно они целовались до того уже тысячу раз, словно знали друг друга тысячу, миллион лет. И запах тела, и волосы, в которых запутались ее пальцы, и он весь, казалось, были знакомы ей до мельчайших подробностей.
Дрессер вдруг замер и мягко отстранил ее:
– Ну, довольно. А теперь вам пора идти, Джорджия.
Он был прав, но она не спешила.
– Поцелуй был великолепен.
И ей хотелось еще!
– Я этого не отрицаю. – Дрессер ладонью стиснул ее бедро.
И тут Джорджия осознала, что сидит на нем верхом! И что меж ее ног располагается нечто весьма твердое. И оно шевелилось, отчего и дыхание перехватывало, и в потаенных глубинах ее тела все сладко замирало.
Так просто. Так просто. Просто чуть сдвинуть одежды и податься немного вперед…
Они смотрели друг на друга – и в глазах Дрессера она прочла тот же голод, который терзал ее сейчас.
Она хотела его. Хотела слиться с ним прямо здесь, сейчас – никогда прежде она так не жаждала соития. Если бы она испытывала нечто подобное с Диконом – о, как это было бы прекрасно!
Подумав об этом, Джорджия соскользнула с постели, поспешно оправив одежду, и отпрянула – то, что произошло сейчас, вдруг показалось ей изменой.
– Мудрая соблазнительница. – Дрессер улыбнулся своей кривоватой улыбкой.
– Ах если бы это было так! – невольно сорвалось с ее уст.
Дрессер рассмеялся, прикрыв глаза:
– Убийственная правдивость! Тяжело, наверное, быть вдовой, успев изведать радости плотской любви.
Ей следовало смолчать, но что-то вынудило ответить откровенно:
– Я… не успела.
Дрессер открыл глаза:
– Уж не девственны ли вы, часом?
– Нет! Нет, но я не изведала… этой самой радости. О, мне не следовало говорить вам этого. – Джорджия мучительно покраснела.
– Дело совсем не в этом, но я искренне сожалею, что вы лишены были этой радости в супружестве. И искренне желаю вам обрести ее в следующем браке.
– Как я могу сделать это, не рискуя быть опозоренной?
– Вы же здесь… и не опозорены.
– Но я не могу позволить себе спать с каждым подходящим женихом.
– Неподходящий жених нижайше просит у вас прощения…
Джорджия прижала ладони к пылающим щекам:
– О-о-о, простите! Я не это хотела сказать. Но вы же прекрасно знаете, мы не можем… у нас не получится…
– Я знаю единственный способ в этом убедиться окончательно.
И она тоже знала этот способ и всем своим существом желала увериться в правдивости своих предчувствий.
– Но ведь вы не какой-то единственный и неповторимый, – сказала она.
– Все мы неповторимы. Однако вы правы. Многие мужчины способны доставить вам наслаждение, в то время как многие на это неспособны, а кое-кто просто никогда этого не сделает.
– Я знаю. Но…
– Надеюсь, вы не помышляете об этом?
– О чем именно?
– Попробовать это с разными мужчинами?
– Разумеется, нет!
– Милая, вы вовсе не умеете лгать. Вы не должны делать этого, Джорджия.
– Не смейте указывать, что я должна… или не должна! – Джорджия отпрянула от постели. – Никому этого не понять.
– Никому? Так вы обсуждали это со всем городом?
– Нет, конечно. Только с Лизи – с леди Торримонд. И вы все неправильно понимаете. Речь совсем о другом. – Она всплеснула руками. – Я никого не желаю разочаровывать…
