– Я могу расспросить и Диану Родгард лично, ведь мы с ней знакомы.
– Ах да… «Приют Данаи». Тогда расспроси ее о церемонии в Дарлингтоне.
– Что еще за церемонии в Дарлингтоне? И где это вообще находится?
– Невежество вовсе не повод для гордости, сестренка.
– Ты, стало быть, стал поклонником северных чудес?
– Ради разнообразия это было даже приятно.
– Но теперь ты вновь здесь, ты снова дома. Зачем тебя вызвали в резиденцию Маллори?
– Видимо, за мои грехи. После моей утомительной северной эпопеи мне казалось, я заслужил некоторое время восхитительной праздности, но, кажется, Родгард желает нанять меня к себе на службу. И я уверен, отец настоятельно потребует моего согласия. А тут ты, моя милая, и ты вовсе не так счастлива, как того заслуживаешь.
– А я считала, что ты живешь в неге и покое.
– Моя синекура не требует неусыпной заботы и тяжкого труда, поэтому я направляю энергию в иные русла. И я всегда к твоим услугам, разумеется.
Джорджия взяла брата за руку:
– Я знаю, мой дорогой. Как же хорошо, что ты наконец вернулся. Мне нужно поговорить с тобой, Перри. Наедине. Мне так много нужно тебе сказать.
– Конечно, милая. Мы сможем поговорить завтра же.
Но это будет уже после сегодняшней ночи…
– Что-то не так? – встревожился Перри, и Джорджии пришлось улыбнуться.
– Да ничего, за исключением того самого скандала.
– Так пойди потанцуй вволю и выбрось из головы все печали.
Когда они шли в бальный зал, Джорджия сказала брату:
– Ах как бы я хотела потанцевать с тобой. Впрочем, лорд Дрессер почти такой же прекрасный танцор, как ты.
– Да ну? – искренне изумился Перри.
– Я тоже была удивлена, но, видишь ли, служба на флоте зачастую вынуждает моряков сходить на берег, где они порой вращаются во вполне приличном обществе. В обществе прекрасных дам в том числе. – Она решительно не желала думать о его «прекрасных дамах»!
– Стало быть, он рассказывал тебе о своих приключениях?
– Мы с ним беседовали о многом, – уклончиво ответила Джорджия. – А вот и он, в своем безобразном плаще. В образе Нептуна он смотрелся куда лучше, но сейчас от костюма почти ничего не осталось.
– Я слышал, его лицо обезображено.
– Маска скрывает шрам. Который вовсе не столь ужасен, особенно если привыкнуть.
– Да что ты говоришь? – Перри во все глаза смотрел на сестру. – Тогда я его уже обожаю.
Но тут начался танец, и Джорджия ощутила во всем теле позабытую легкость. Перри вернулся! Перри, мастер придворных интриг, ее лучший советчик и друг! И он все уладит.
Как хорошо, что он ничего не знает о пари и тайном свидании, иначе уладил бы и эту проблему. А вот этого ей вовсе не хотелось!
Дрессер наблюдал за Джорджией, всячески стараясь не обидеть этим свою партнершу. Когда Джорджия оказалась в центре внимания во время демонстрации механического голубя, он не на шутку встревожился, но вовремя вспомнил, что в лучах всеобщего внимания леди Мей была словно рыба в воде.
И он отчаянно завидовал Дионису, которого она столь радостно приветствовала. Впрочем, он тотчас выяснил, что это ее брат, великолепный Перегрин Перриман, в образе бога винопития и веселья, но он сейчас может сделать ее счастливой, черт бы его побрал…
Он тотчас заметил сходство между братом и сестрой, хотя у Перримана волосы были каштановые. Но глаза у них были похожи – как и жесты, и манера двигаться.
Дрессер заставил себя отвернуться и расслабиться. Джорджия рядом с братом в полной безопасности – возможно, даже более, чем под его защитой. Перриман наверняка куда лучше его знает все опасности, которые могут подстерегать Джорджию в высшем обществе. Дрессер подумал вдруг, не помешает ли внезапное появление брата их ночному свиданию?
А вот этого никак нельзя было допустить.
Глава 24
Когда Джорджия, сопровождаемая Дрессером, Перри и Джейн, покидала Карлайл-Хаус, часы пробили два раза. Родители уехали раньше и, вероятно, уже легли почивать.
И это было к лучшему – хорошо бы, чтобы Перри не вознамерился проводить ее до самого дома, чтобы там обсудить ее проблемы. Если такое вдруг случится, думала Джорджия, придется сказать ему, что она ужасно устала. На самом же деле внутри ее словно взведена была потайная пружина, как в том самом механическом голубе, и достаточно было лишь легкого прикосновения, чтобы она начала раскручиваться. Это одновременно было и забавно, и опасно, а она так старалась быть хорошей и рассудительной.
Она вполне могла бы заявить, что поскольку оба они выиграли, то никто никому ничего не должен. И цеплялась за эту бесполезную идею из последних сил.
Карета остановилась возле дома, в котором квартировал Перри, и он пожелал всем спокойной ночи. Одной проблемой стало меньше, но они вскоре будут дома… Ей предстоит на что-то решиться. Джорджия не сомневалась, что Дрессер не сводил с нее взгляда, но сама смотрела в темноту за окнами кареты.
Но вот экипаж остановился. Дрессер выбрался первым, затем помог выйти Джорджии.
Лакей постучал в двери, которые тотчас открылись и впустили прибывших. Они дома. Со стен холла сурово взирали с портретов ее благородные предки, в свете свечей они выглядели суровыми, словно безмолвно осуждали ее.
– Спокойной ночи, Дрессер, – сказала Джорджия.
Она отказывается от пари?
– Спокойной ночи, леди Мейберри, – отозвался Дрессер, принимая ее молчаливое решение.
Ну вот, так будет лучше для всех, твердила себе Джорджия, поднимаясь в свою комнату. Там Джейн помогла ей распустить шнуровку и снять наряд.
– Что мне делать с этим платьем, миледи? Без голубиной головы оно выглядит очень уж простенько.
– Убери его куда-нибудь. Возможно, оно пригодится для какого-то иного случая. Но, умоляю, напомни, чтобы я никогда больше не одевалась птицей.
– Хорошо, миледи. Но почему?
– Не желаю быть предсказуемой. Прикажи лакею принести воды для умывания, а сама ложись-ка спать – уверена, ты устала не меньше моего.
– Но у вас пудра в волосах, миледи!
– Пусть там и остается до утра. Утром мне нужно будет принять ванну.
– Как прикажете, миледи. – Джейн присела в реверансе и ушла, а Джорджия повернулась к зеркалу.
Она выглядела на удивление бледной, в одной шелковой сорочке, с распущенными и спутанными напудренными волосами. Алые губы на бледном лице смотрелись странно. Джорджия попыталась стереть помаду, но лишь размазала ее.
Грязный голубь. Порочная женщина.
