В ответ Иосиф закивал.
— Мне ее продал Натан бен Халлель из Хамы. Он бы не стал всучивать единоверцу негодный товар за такую цену.
Мартин передернул плечами.
— Дай другую карту. Нет, не эту, — отмахнулся он, увидев свиток, который достал Иосиф. — Эту я уже видел: на ней обозначены только горы и расселины, но никак не колодцы. Я ведь помню, что у тебя было три карты.
Иосиф какое-то время смотрел на него, потом развел руками.
— Третьей нет. Я отдал ее храмовнику Ласло, когда он покидал заброшенный город.
Мартин не поверил своим ушам. Они остались без основной карты, а его приятель-еврей был уверен, что им хватит и двух других.
— Что ты наделал!
У Мартина появилось желание дать своему приятелю крепкую затрещину, но тот продолжал смотреть на него своими большими темными глазами, как преданный пес. Даже робко улыбнулся.
— Ты ведь понимаешь, Мартин, что Ласло Фаркаш пропал бы в пути без карты. Я не мог не оказать ему такую услугу.
Эйрик стоял рядом, вытирая текущий по обожженному лицу пот. Соленый пот резал глаза, и рыжий был крайне раздражен. И все же он засмеялся.
— Ха! Еврей оказал услугу храмовнику! Одному из тех, кто гоняет его племя, как чертей. Ничего забавнее в жизни не слыхивал. Может, ты еще и в Иисуса Христа уверовал, еврей?
Иосиф поглядел на рыжего язычника исподлобья.
— Иисус из Назарета называл себя мессией, но он был самозванцем. Народ Израиля веками ждет пришествия мессии, но тот, кто таковым себя провозгласил, не мог сказать: «Всякий уверовавший в Меня да спасется!» Ведь только мы богоизбранный народ Его!
Мартин, находясь в подавленном состоянии, не испытывал никакого желания вступать в неожиданный теологический спор. Будь у них карта основного пути, он бы просто вывел своих спутников из пустыни к обозначенным на нем колодцам. Теперь же, даже если они поедут в сторону предполагаемой караванной тропы, у них нет никакой надежды, что они попадут к колодцам. У них осталась купленная Иосифом у еврея Натана карта, но, как понял Мартин, указанные на ней источники после отступления из этих краев крестоносцев без надлежащего присмотра и ухода пришли в негодность. В итоге их маленький отряд оказался в пустыне, на заброшенной тропе, где не было никакой воды.
От подобных мыслей Мартину хотелось выть. Он поглядел на Джоанну. Она только появилась из-за скалистого выступа, куда надолго уединилась. Женщина выглядела утомленной и понурой. Когда их взгляды на миг встретились, Мартин поспешил отвернуться. Он теперь не мог смотреть ей в глаза. Подумать только, спасти любимую из плена, чтобы потом погубить в пустыне!
Солнце поднималось все выше, подступала жара, и пришлось трогаться в путь в надежде найти укрытие от палящих лучей, которые, обрушиваясь сверху, раскаляли камни и утрамбованный песок. Местность уже не была плоской, путники начали подниматься к гребню хребта, уходившего к горизонту. Ни у кого из них не было желания разговаривать.
Наконец они увидели небольшую пещеру, где смогли укрыться от зноя. Причем, как отметил Эйрик, в пещере недавно кто-то обитал: они обнаружили в нише стены тайник — сухие запыленные лепешки, немного воды в глиняной бутыли и мешок с сушеным навозом, верблюжьим и конским, который в пустыне обычно используется в качестве топлива. Воду мужчины отдали Джоанне, а лепешки никому не лезли в пересохшие глотки.
Когда утомленные путники заснули, Мартин осторожно приблизился к Джоанне и опустился рядом на корточки. Сейчас, когда она по его вине оказалась в беде, он любил ее так сильно! Он все бы отдал, чтобы спасти ее. Пусть даже она и откажется от него.
Потом, заняв свое место под скалой, Мартин вдруг понял, что, несмотря на изнурение и усталость, не может заснуть. Он вспоминал недавно произнесенные Иосифом слова Иисуса Христа, которые так не нравились евреям: «Всякий уверовавший в Меня да спасется!» Мартину как раз и нравилось в Сыне Божьем то, что для него важны были все люди, без избранности. Славный он все же был человек, Иисус из Назарета. Или Сын Божий, долгожданный мессия. Именно к такому хотелось идти со своей бедой, довериться ему.
Мартин встал на колени, стал молиться. Сперва он пытался вспомнить слова молитвы, а потом просто стал умолять Всевышнего не за себя, а за ту, что ему так дорога. Он просил так искренне, что в какой-то миг заплакал, хотя в его глазах не было слез, только сухие рыдания сотрясали грудь. А затем, как ни странно, наступило некое успокоение. Мартин почувствовал себя ребенком, который пожаловался кому-то сильному и могущественному, кто разрешит все его проблемы. Нелепое ощущение. Но оно дало ему возможность расслабиться и заснуть.
Проснулся он от легкого шороха. Его друзья и Джоанна еще спали, неподалеку под навесом лежали верблюды, стоял, опустив вислоухую голову, светлый мул. Но именно вблизи животных Мартин и различил шорох. Вон опять — будто камешек покатился.
А потом он увидел лохматую сутулую тень. Мартин напрягся, вглядываясь при слабом вечернем свете в подкрадывавшегося к животным человека. Он даже уловил его запах — запах давно немытого тела.
Миг — и Мартин оказался рядом, повалил непрошеного гостя. И тут же рядом залаяла собака. Мартин едва успел загородиться от пса, прикрывшись пойманным дикарем. И вдруг, словно из ниоткуда, возник еще и мальчишка, замахнулся на Мартина посохом. Посох отбить ничего не стоило, а оказавшийся рядом Эйрик уже скрутил пацаненка. Правда, охнул, когда тот вцепился в его руку.
— Это еще что такое! А ну, угомонись.
Мальчик что-то выкрикивал, пес лаял, поднялись и заревели верблюды.
— Деда отпусти, шайтан, деда! — вопил маленький бедуин.
— Отпущу, — пообещал Мартин, все еще отмахиваясь от пса. — Отпущу, хотя он и хотел украсть наших животных. Так-то жители этих мест встречают заблудившихся в пустыне путников?
Джоанна широко открытыми глазами смотрела на Мартина, который о чем-то беседовал с пойманными кочевниками, но уловила лишь обрывки их разговора. Однако весть, что они заблудились в пустыне, кажется, успокоила и старика в вонючей накидке, и его мальчишку. Паренек наконец взял пса за загривок, стал гладить, успокаивая. Дед же сел, оглядел их и, похоже, больше всего удивился тому, что среди его пленителей присутствует женщина.
Все окончилось неожиданно мирно. Пытавшихся ограбить их бедуинов оставили в покое, и, когда Мартин развел костер, те как ни в чем не бывало уселись подле него. Всклокоченный старик назвал свое имя — Кутайба, а его внука, прижимавшего к себе лохматую шавку, звали Дуда. Кутайба заявил, что он пастух из племени бдул, славного и великого своими делами, важно добавил он, подняв указующий перст.
Потом они долго разговаривали, и Джоанна поняла, что пастух Кутайба называет их безумцами, раз они идут по тропе колодцев, которой уже давно никто не пользуется. Они могли погибнуть, но все вершится по воле Аллаха, всемилостивейшего и милосердного, который и привел их сюда, к людям племени бдул, славящемуся своим гостеприимством. То, что первым признаком проявленного гостеприимства была попытка выкрасть чужих животных, Кутайба больше не вспоминал.
