Наконец буря в сознании утихла. Ярик окинул внутренним взором получившееся плетение. М-да, понять, что именно получилось, а главное, как, теперь не сможет никто. Повторить эти хаотичные, бессистемные переплетения магических потоков вряд ли кому ещё дано. Разум был теперь окружён такой защитой, что сложно было представить существо, которое смогло бы проникнуть в его глубины. Печать Истинного имени оказалась сильной штукой.
Тут Ярик вспомнил про урга. Его чувства обратились на пленника, но тот был совершенно недвижим. Ярик вслушался, почуял глубочайшее потрясение урга. Потрясение, перерастаюшее в смертельный ужас и… преклонение.
— Ты чего это притих? — насмешливо спросил Ярослав.
Ург что-то забормотал себе под нос. Ярик нахмурился:
— Не слышу! Ну?!
— Так нельзя… Это неправильно, это запрещено! Магия Истинных имён недоступна разумным. Она убивает! Её не возможно контролировать. Одна ошибка — и призываемые Силы выходят из-под контроля…
— Ишь ты… А я вот не в курсе. Знаешь, один великий сказал, что гениальные открытия совершаются только невеждами: все знают, что это невозможно, но находится недоучка, который этого не знает и претворяет это невозможное в жизнь.
Но молодой ург его не слушал. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, а губы шептали:
— Сила шамана даёт корни, ствол — это магия его крови, разбуженная его учителем, а крона — магия духов предков. Своей властью они скрепляют плетение, делая его необоримым и скрывая сущность магии и разума.
Тут он перевёл взгляд на Ярика:
— Ты Истинный Рырга. Ты Зло!
Выкрикнув эту довольно патетичную фразу, он потерял сознание.
— Дался вам этот Рырга, — озадаченно протянул Ярик. Молодой ург его разочаровал. Простые вояки были посмелее, вон как грозились. А этот — ты, говорит, Рырга, и хлоп в обморок.
— Ну нет. — Ярик принялся бить пленника по щекам. — Так не пойдёт. Живо приходи в себя.
Пленник застонал. В его открывшихся глазах заблестели слёзы.
— Отпусти меня, о Великий Рырга!
— Фиг тебе! Я тебя вообще-то по делу выкрал. Вот ответишь на некоторые вопросы, тогда отпущу… Но не раньше! Так как, будешь помогать?!
Ург обречённо закивал головой. Наблюдавшееся им наложение Истинной печати подавило всякую способность к сопротивлению.
Всё-таки идея выкрасть молодого шамана была очень удачной. Разговоры с ним дали массу полезной информации. Так оказалось, что мелкие отряды ургов рыскали по этим местам по двум причинам. Одна из них — это поиски Рырги. Духи сказали шаману Пуасу, что тот скоро должен был прийти из Леса Смерти, что на западе. Как раз оттуда вышел Ярослав, а так как он был первым разумным, который вышел оттуда, то его смело зачислили во враги всего народа ургов.
Другая же причина заключалась в том, что старейшины ожидали в этом году нашествия Отродий. Они нападали на селения ургов каждые сто лет, и скоро должен был наступить период нового нападения. На вопрос Ярика, что это за Отродья такие, Гхорр (так он назвался Ярику) оживился. Даже забыл про страх перед Яриком, и тот пожалел, что развязал пленника. Гхорр вскочил на ноги, начал размахивать руками, брызгать слюной, рычать и вопить. Его поведение никак нельзя было назвать спокойным, даже с натяжкой. В его словах сквозила такая ненависть к неведомым тварям, что Ярика прямо-таки передёрнуло.
Эти Отродья были порождениями Дикой магии, оставшейся на месте великой битвы величайших магов древности (при этих словах Ярик усмехнулся: столько величия в одной фразе!). Их было мало, но раз в сто лет они направлялись на север, уничтожая на своём пути всё и вся. По некоторым предположениям, эти твари каким-то образом узнавали о планах защитников, несмотря на магические заклинания шаманов. Поэтому простым воинам практически ничего и не сообщалось — их защита слишком слаба. На последней фразе Гхорр гордо выпятил грудь. Отродья переходили степь маленькими группами по двое-трое особей. Отряд из двадцати воинов с луками и копьями мог с ними справиться, при некотором везении даже сохранив почти всех воинов целыми и невредимыми.
На вопрос о том, а почему бы не подождать Отродий в защищённых селениях, Гхорр посмотрел на Ярика как на идиота.
— Они же собираются там в стаи до нескольких сотен штук, и тогда волны ужаса захлёстывают ургов, заставляя их выпускать из рук оружие и покорно ожидать своей участи! — Эти слова были произнесены таким осуждающим тоном, что Ярику даже стало как-то неудобно. Мол, Ужасному Рырге, приход которого предсказал Великий Безумный Шаман и подтвердил сам Пуас, стыдно не знать таких простых вещей!
На этом Ярик свернул обсуждение. Для него было опасно разубеждать Гхорра в своём всемогуществе. Кроме того, по дельным репликам пленника Ярослав понял, что все урги, побывавшие в его плену, такого понарассказывали. И что он бил их всех смертным боем, и что превращался в огромного монстра с алчущими живой плоти пастями, острейшими клыками и извивающимися щупальцами. Как он пил их кровь и забрасывал в Бездну, как самые страшные демоны из глубин тьмы подчинялись ему, признавая своим повелителем… От таких рассказов становилось даже приятно: вон он, Ярик, какой! Причём ни один из ургов и словом не обмолвился о том, что могучий Рырга учил язык. Да, он помнил их удивление, когда за несколько часов выучивал огромное количество слов, но, судя по всему, это не было посчитано слишком уж впечатляющей способностью, достойной упоминания в рассказах вырвавшихся из лап чудовища великих героев ургского племени. Ну что ж, и мы не будем никого в этом разубеждать! Такая репутация даже полезна. Единственное неудобство в том, что молодой ург, поверивший в эти россказни после демонстрации магии Ярика, теперь свято верил, что тот может и знает всё. А Ярославу надо было многому научиться от урга. Например, вызнать про письменность ургов, упомянутую одним из пленников. Ярик тяжело вздохнул — работа предстояла трудная.
— Гхорр, а давно ли умер ваш Безумный Шаман?
— Давно! Уже двенадцать Великих Шаманов отправились на встречу с духами предков.
— Ага. А почему моего прихода тогда ждали? Пусть ваш Пуас там чего-то сказал, но его слова это просто искра. Искра, которая разожгла сухой трут вашей ненависти! А ведь все уже забыть должны какое-то там предсказание!
После этих слов Гхорр обиделся за свой народ в целом и за этого проклятого шамана в частности. В разговоре он даже забыл, что Ярик — это пугало его народа. И считал, что если тот захочет его убить, то убьёт, а поспрашивает и, глядишь, отпустит. Тем более что ни о каких особых тайнах Рырга не спрашивал.
— Все пророчества сохранены в струлях.
— В чём?!
И Ярик прослушал небольшую лекцию об этих струлях. Оказалось, что это обыкновенная верёвка с узлами, завязанными определённым образом, где узлы и расстояния между ними описывали слова. Тут Ярик усомнился в компетентности своего пленника, сказав, что невозможно таким образом ничего записать. Пленник горячился и уже кричал, что его народ гордится своими записями и в селениях на севере существуют целые собрания этих узелковых писем. На что Ярик ехидно заметил, дескать, другие воины не владели этими знаниями а значит, ничего такого и нет. Ориентируясь по колебаниям ауры молодого Гхорра, Ярослав подбрасывал вопросы и ехидные замечания, играя на состоянии пленника, как пианист-виртуоз на своём инструменте. Доведённый чуть ли не до слёз пятнадцатилетний Гхорр (пацан как по меркам Ярика, так и по меркам ургов) схватил обрезок верёвки и начал быстро вязать узлы, произнося скороговоркой название каждого знака и правила его применения. Ярик сохранял на лице скептическую ухмылку, но старался запомнить мельчайшую подробность открываемого ему знания. Судя по всему, то, что бормотал паренёк, было здешним аналогом азбуки. После этого осталось только подначить паренька, чтобы отметил на верёвке пару фраз, и вот общий принцип стал понятен. На этом Ярик остановил увлёкшегося зеленокожего пацана. Как помнил Ярослав, нечто подобное было то ли у майя, то ли у ацтеков. Осталось выяснить здешнюю систему счёта, которая, как оказалось, основывалась на числе ургских зубов. Их было двадцать три, то есть если люди считали от одного до десяти, то эти дикари — от одного до двадцати трёх. Для каждого числа у них существовал соответствующий тип узелка. Один раз по двадцать три называлось клыком. Клык клыков — пасть, пасть пастей — бесконечность. «Прямо как на Руси: сорок сороков — это очень-очень много».
