Она гадала: может, он ищет женское общество, про которое говорил ей, как о своей потребности? Эмма изо всех сил старалась ничего не замечать, как обещала в тот первый вечер в Бристоле, но это давалось с трудом. Когда он уходил, внутри возникала странная пустота. С каждым днем все настойчивее в ней пробуждалось желание схватить его и не отпускать. Не позволять оставлять ее одну или прикасаться к какой-нибудь другой женщине. Эмма не хотела, чтобы он прикасался к другим. От этой мысли внутри все скручивалось узлом, который с каждым днем становился все туже, и ей казалось, что она этого больше просто не выдержит.
В последний день перед приездом в Эдинбург они остановились на ленч в южной части Шотландии, у подножья Пентлэнд-Хиллс, при дороге, которая вечером должна была привести их в город. Земля была покрыта ярко-зеленой травой, как ковром, кое-где росли более темные кусты и деревья. Округлые холмы плавно уходили за горизонт. Рядом журчал ручей, давая возможность лошадям напиться, а Эмме с Люком смыть дорожную грязь с рук и лица.
Лошади послушно паслись рядом, а Люк с Эммой расстелили плед и вытащили из двуколки корзинку с едой. Усевшись напротив друг друга, они некоторое время в дружеском молчании ели вареные яйца, говядину с хлебом и твердый сыр.
Эмма искоса поглядывала на него сквозь ресницы, а он как будто полностью сосредоточился на еде. Но узел в животе скрутился так туго, что она больше не могла выдержать ни секунды.
– Люк?
Он посмотрел на нее глазами ясными и голубыми, а не налитыми кровью и мрачными, как после целого вечера пьянства. Эмма вздохнула.
– Мм? – промычал он с полным ртом.
– Зачем вы это делаете?
Он посмотрел на нее озадаченно, проглотил и уточнил:
– Делаю что?
– Уходите вечерами из номера. Пьете вино и… и не знаю, чем вы там еще занимаетесь. – Эмма с трудом сглотнула.
– Играю в азартные игры? – услужливо подсказал он.
Эмма скрестила на груди руки, подавив дрожь. Она все еще не согрелась после дороги, а мысли о схожести привычек покойного мужа и Люка тепла не добавляли.
– Так вот чем вы занимаетесь – играете.
– У меня склонность к таким развлечениям, – протянул он и откусил от яйца.
– О, я знаю, как это бывает. – В ее тоне прорезалась горечь. – Знаю, как быстро мужчина может спустить все деньги за карточным столом.
– А-а. Бьюсь об заклад, этот урок вам преподал наш друг Генри Кертис.
– Вы не ошиблись, – сухо подтвердила она.
Люк, хмуро сведя брови, уставился на недоеденное яйцо.
– Если говорить правду, я не играл с лета, проведенного в Лондоне. – Он вздохнул. – Мое последнее пари было слишком дурацким.
– Не хотите рассказать, что случилось?
– Глупое пари между джентльменами. Не стоит приличной игры в карты.
Эмма откусила кусочек говядины.
– Ну расскажите.
Люк опустил взгляд, а когда снова посмотрел на нее, казался совсем юным, каким выглядел, когда спал. Вдобавок еще и сконфуженным.
– Я побился об заклад с лордом Рутгером, что ему потребуется от семи до десяти дней, чтобы уложить в постель миссис Уикерли.
Эмма покачала головой. Действительно, глупо.
– И сколько же ему потребовалось?
– Пять дней. – Люк на дюйм раздвинул большой и указательный пальцы. – Я ошибся вот на столько.
– И вы заключали это пари в трезвом виде?
Он расхохотался:
– Конечно, нет! Я даже не помню, как это произошло. Знаю только, что неделю спустя меня затащили в клуб – хотели доказать, что я написал свое имя в книге для заключения пари. Увы, действительно записал.
– Нет ничего хуже пьяных пари.
Он мгновенно посерьезнел.
– Вы-то откуда знаете?
– Я была замужем всего три месяца, очень беспокойных. Однажды Генри заключил пьяное пари и потерял пятьсот гиней.
Люк вскинул брови.
– И какое же?
Эмма уставилась на тарелку и начала одним пальцем катать по ней яйцо.
– Что в следующем месяце я забеременею.
Люк резко втянул в себя воздух.
– Конечно, сразу они не могли знать, выиграл он или проиграл, но через несколько недель после его смерти ко мне пришел человек, показал расписку с подписью Генри и условиями пари и потребовал либо деньги, либо доказательства моей беременности.
Она поднесла яйцо ко рту и откусила.
– Но к тому времени вы уже остались без денег и не смогли ему заплатить, – сказал Люк.
– Да.
У Люка дернулась челюсть. Он отвернулся.
– Теперь я понимаю, почему вы презираете азартные игры.
– Я их в самом деле презираю.
Люк проследил за тем, как она положила яйцо обратно на тарелку, затем посмотрел ей в глаза.
– Значит, вы не играете, – пробормотала Эмма. – В таком случае, чем же вы занимаетесь? Куда ходите?
– В таверну. Пью эль.
Она не могла на него смотреть, поэтому уставилась на свой недоеденный ленч.
– Вы там… ищете женщину? – Каждое слово пришлось буквально выдавливать.
– Нет.
Он ответил мгновенно – и словно одним махом развязал стянутый узел у нее в животе. Эмма не сдержала резкого вздоха облегчения.
Люк помолчал, затем слегка насмешливо спросил:
– А что?
– Мне не нравится думать, что вы ложитесь рядом со мной после того, как лежали с кем-то еще.
– Ревность? – негромко спросил он.
– Вот еще. – Какая ложь! И она это знала, и, вероятно, он тоже. – Просто мне не нравится выполнять роль сточной канавы для мужчины. Я уже побывала в этой роли, больше не хочу.
Люк долго смотрел на нее загадочным взглядом голубых глаз с непроницаемым выражением лица. Затем очень спокойно произнес:
– Если бы Генри Кертис был жив, я бы сам разорвал его на кусочки. – В его голосе послышалась безысходность. – Эмма, пока мы с вами лежим в одной постели, хоть с «отношениями», хоть без, я не прикоснусь ни к какой другой женщине. – Он скупо улыбнулся. – И вы и я знаем, что мои обещания не многого стоят, но только не это. А что до того, чем я занимаюсь ночами, – пью эль. И это все.
– Какой-то очень одинокий способ проводить вечера.
Он пожал плечами.
Признание Люка привело Эмму в замешательство.
– Тогда зачем вы это делаете? – настойчиво спросила она. – Почему уходите каждый вечер?
– Вы знаете почему, – ответил он.
– Нет, не знаю.