Он сделал шаг вперед, и из кареты появился Трент. Люк заставил себя решительно пойти навстречу брату, но сердце мертвым камнем лежало в груди. Это дело рук Эммы. Но зачем? Он же попросил ее об одной простой вещи – довериться ему. Но она не поверила, пошла к Тренту.
Потому что Трент толковее. Трент – лучше.
Они с братом сошлись в нескольких шагах от кареты и какое-то время молча смотрели друг на друга. Люк понимал, что сейчас должен быть в бешенстве. Должен бушевать из-за вмешательства герцога. Но его предала Эмма, и поэтому ему казалось, что из его тела выдрали самую важную часть, не оставив сил на ссору с братом.
Трент показал на карету.
– Я отвезу тебя домой.
Люк кивнул, обошел карету сзади, забрался внутрь и сел. Трент постучал по потолку, и экипаж тронулся.
Люк сидел неподвижно, молча уставившись перед собой. Что он скажет Эмме, когда приедет домой? Да будет ли она вообще там?
Почувствовав взгляд брата, он покосился на него.
– Прости, – сказал Трент.
Люк моргнул, не понимая, о чем брат говорит.
– За то, что мой отец делал с тобой.
Каждый мускул в теле Люка оцепенел, не давая шевельнуться. Он не мог дышать, легкие превратились в кусок льда.
– Я не знал, Люк.
Голос Трента звучал так, словно он вот-вот расплачется, но это же глупо. Трент не проливает над ним слез.
Герцог как будто растерял все слова, поэтому просто повторил:
– Прости.
Люк отвернулся к окну. Он не мог говорить – горло утратило способность производить звуки. В этот миг он хотел только одного – выскочить из кареты и убежать подальше от всего и всех.
Но это глупость. Он взрослый человек, поэтому останется и выдержит упреки брата или его сочувствие.
Однако Трент больше ничего не сказал. Он тоже смотрел в окно и барабанил пальцами по бедру. Это напомнило Люку Эмму, то, как она нервно постукивает пальцем.
Он закрыл глаза. Она рассказала Тренту его самый потаенный, самый личный секрет. Люк еще никогда не чувствовал себя настолько преданным.
Братья ехали молча. Люк не хотел разговаривать с Трентом. Не хотел знать, как тому удалось его освободить. Наверное, он пошел к лорду Уинчеллу и вернул ему шесть сотен фунтов.
Суть в том, что сам Люк не смог бы этого сделать. Как всегда, Трент влез первым, решил все проблемы, в очередной раз доказал, что Люк ни на что не способен.
А в промежутке Эмма выдала Тренту его самую мрачную тайну. Ту постыдную часть его жизни, о которой он не рассказывал никому, кроме нее.
Люк снова закрыл глаза. На самом деле он не хотел ее видеть, понимал, что ярость клокочет слишком близко к поверхности.
– Сколько я тебе должен? – спросил он.
Трент только махнул рукой.
– Даже не думай об этом.
Люк резко выдохнул.
Они уже подъезжали к Кавендиш-скверу. Расстояние от Ньюгейта до его дома составляло не больше трех четвертей мили.
– Она мне нравится, – сказал Трент.
Руки Люка сами сжались в кулаки.
– Кто? – спросил он, отлично зная ответ.
– Миссис Кертис.
– Она замужем, – с трудом выдавил Люк, будто это все объясняло.
Разумеется, ничего это не объясняло.
– Может быть, и нет, – задумчиво произнес Трент. – Если этого человека на самом деле зовут Роджер Мортон, значит, он женился на ней обманным путем, выдав себя за другого, и брак этот незаконен. Его можно аннулировать, и тут в игру вступаешь ты.
– Это ты о чем? Я должен жениться на ней?
– Да, – ответил Трент. – Думаю, должен.
Люк заморгал, глядя на брата. Трент никогда не одобрял его любовниц, даже в качестве темы, допустимой для разговоров. А теперь ведет речь о женитьбе.
Трент смотрел на него вполне серьезно.
Карета дернулась и остановилась перед домом Люка.
– Она любит тебя, брат. Дураком ты будешь, если позволишь ей уйти.
Эмма его ждала. Она вылетела из дверей, едва карета Трента остановилась, и заковыляла по булыжникам так быстро, как только позволяла больная щиколотка.
Люк вышел из кареты с тяжелым сердцем. Черт, ему казалось, что тело за последние четверть часа стало весить в четыре раза больше!
Обычно на людях Эмма строго соблюдала приличия, воздерживалась от прикосновений, за исключением случаев, когда возникала необходимость из-за больной лодыжки, и всегда помнила, что за ними наблюдают. Но сейчас, похоже, это ее вообще не волновало. Она кинулась к Люку и заключила его в свои объятия.
– О, Люк, – выдохнула Эмма, пряча лицо у него на груди. – Я так за тебя тревожилась!
Он застыл, опустив руки вдоль тела. Эмма это почувствовала, отступила назад и настороженно посмотрела на него.
– Идем, – пробормотала она. – Давай войдем в дом.
Он скованно кивнул и оглянулся на брата. Тот наблюдал за ними, сведя брови вместе в незаданном вопросе.
Трент уже слишком глубоко засунул нос в их отношения с Эммой. Люк покачал головой, словно говоря: «Не сейчас».
Трент кивнул и сказал на прощание:
– Обращайся ко мне, если тебе что-нибудь потребуется. Завтра я загляну, и мы поговорим о том, что делать дальше.
Люк, конечно, не собирался делать этого, но вслух ничего не сказал. Отвернувшись от брата, он пошел вслед за Эммой в дом, впервые за все это время не сделав ни малейшей попытки поддержать ее, чтобы она не утруждала больную щиколотку.
Эмма поднялась с ним наверх, в спальню. Слуг нигде не было видно, зато его ждала ванна, наполненная горячей водой, и чистая одежда.
Да только, несмотря на грязь, в которой ему пришлось провести последние сутки, Люк не имел ни малейшего желания нежиться в ванне.
Он вошел вслед за Эммой в комнату, закрыл за собой дверь.
Эмма повернулась к нему.
– С тобой все хорошо? Тебя не били, нет?
– Нет, – отрезал он, посчитав вполне достаточным этот ответ на оба вопроса.
Эмма потупилась.
– Прости меня, Люк. Я знаю, ты не хотел никого в это вовлекать… особенно Трента.
По крайней мере она знает, почему он злится, и не притворяется, что не предавала его.
– Тогда почему ты это сделала?
Голос его прозвучал как удар хлыстом, и Эмма съежилась.
– Я и не хотела. Я пошла к мистеру Хокинзу – Самсону и рассказала ему, что ты хочешь справиться со всем сам, но он настоял. Он сказал, Трент лично знает лорда Уинчелла и сможет быстро все решить. Я только хотела, чтобы ты вышел оттуда. И не могла нормально соображать, зная, что ты в опасности.