Темпл принял вызов. Взяв ее за подбородок, он провел по нему большим пальцем.
— Значит, нет? — спросил он.
— Нет, — выдохнула Мара, и этот ее выдох заставил его естество отвердеть, стать словно каменное.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста и, заглянув в скандально глубокий вырез лифа, мысленно возблагодарил мадам Эбер — и одновременно проклял ее за то, что она в точности выполнила его требование.
Мара Лоув казалась самым соблазнительным созданием на свете. Но как ни странно, не из-за своего лица и не из-за восхитительных грудей, колыхавшихся сейчас в неровном ритме. Нет, более всего поражал ее взгляд. Она явно отказывалась перед ним пасовать. И не боялась его. Мара видела его таким, каким он был. То есть не считала его убийцей. И она — единственный человек на свете, всегда это знавший.
Он приподнял ее подбородок, открыв дивную стройную шею, и поцеловал долгим томительным поцелуем в то укромное местечко, где под подбородком бился пульс.
— Вы уверены, что вам это не понравилось?
Его горячее дыхание ее возбуждало, и Мара, покачиваясь на ремне, в который вцепилась изо всех сил, пыталась казаться невозмутимой.
— Нет… совершенно… — ответила она, прерывисто дыша.
Тогда Темпл поцеловал ее грудь — раз, другой, третий…
Потом запустил палец в вырез платья и добрался до отвердевшего бугорка, томившегося по ласке. До бугорка, по которому томился и сам.
— А сейчас? — спросил он хрипловатым голосом.
Ее рука скользнула ему на плечо, и он явственно ощутил ее жаркое желание.
— Даже сейчас, — ответила она.
Это насмешка? Нет, скорее вызов, перед которым он не мог устоять. И Темпл прильнул губами к ее груди, наслаждаясь ее негромким вскриком. Когда же в полутемной комнате раздался стон, он, не удержавшись, привлек Мару к себе еще ближе, чуть приподнял — и обвил свои бедра ее стройными ногами.
И тут она наконец-то отпустила ремень. И запустила пальцы в его волосы, притягивая его к себе еще ближе, побуждая продолжать ласки, умоляя о большем, поощряя отдать все, что он мог отдать.
Его восставшая плоть мучительно ныла и болела, но то была приятная боль, и Темпл наслаждался этой болью. Прижимая Мару к стене, он задирал ее юбки все выше и выше, и вскоре его пальцы заскользили по чулкам, а затем — по восхитительно гладкой коже, вверх по бедру… вверх до тех пор, пока он не ощутил исходивший от нее жар. Порочный, многообещающий жар под стражей мягких завитков.
Тут он прервал поцелуй и нашел ее взгляд.
— Да!.. — выдохнула она.
В жизни своей он не слышал столь дивного слова. И никогда не получал ничего столь желанного.
— Скажи еще раз, — прохрипел Темпл.
— Да.
Слово это, казалось, пронзило его насквозь. О, он отдал бы все на свете за ночь с этой женщиной.
«Может быть, я уже провел с ней ночь?»
Эта мысль заставила его оторваться от нее, отодвинуться. Заставила снова возненавидеть ее, хотя…
Но ведь он не испытывал сейчас ничего, даже отдаленно походившего на ненависть. Да-да, ничего подобного!
— Скажи мне… — Он судорожно сглотнул. — Скажи, мы этим уже занимались? Мы были… любовниками?
На какой-то миг ему показалось, что она ответит. Показалось, что он увидел это в ее глазах. Увидел сочувствие. Нет, хуже — жалость. О, черт, ему не нужна ее жалость! Она украла у него ту ночь и отказывается возвращать ее.
И тут все чувства исчезли из ее глаз, и Темпл сразу понял, что она сейчас скажет. Поэтому, опережая ее, произнес:
— Мара, скажи…
— Вы знаете стоимость этих сведений, ваша светлость.
Темпл прекрасно понимал, что в другом месте, в другое время он счел бы эту женщину идеальной во всех отношениях, но сейчас…
Ведь он же знал, что именно она превратила его в убийцу на целых двенадцать лет. К тому же упорно отказывалась отвечать на его вопросы. Вернее — на самый главный вопрос… Проклятие, он в жизни своей не был так взбешен!
— Должен отдать вам должное, миссис Макинтайр. Если приют закроется, вы сделаете потрясающую карьеру шлюхи, — проговорил он с невозмутимым видом.
На долю секунды она замерла. Затем рука ее взлетела в воздух и с превосходной точностью залепила ему пощечину.
Темпл не стал уклоняться, уворачиваться и пригибаться. Он принял пощечину как должное, чувствуя себя последней скотиной. Потому что он никогда еще не говорил женщине ничего более оскорбительного. Слова извинения уже были готовы сорваться с его губ, как вдруг зазвонил колокольчик над дверью, ведущей на ринг.
Мара опустила руку. Единственным признаком разыгравшейся сцены был ее дрожавший голос, когда она спросила:
— Что это?
Темпл отвернулся, не прикасаясь к щеке, где наверняка расцвело багровое пятно.
— Мой противник готов, — буркнул он. — Продолжим после матча.
Она шумно выдохнула. И вдруг заявила:
— Надеюсь, он победит.
Темпл вернулся к столу, взял куски воска и размял их в длинные полоски.
— Уверен, что вы напрасно на это надеетесь.
Он сунул в рот одну восковую полоску, за ней — вторую. И не стал скрывать, как разминает их вдоль верхних и нижних зубов. Пусть смотрит!
Мара долго за ним наблюдала, затем нанесла свой прощальный удар:
— Удачи, ваша светлость.
Глава 10
Неприкрытая враждебность. Настоящая скотина! Назвал ее шлюхой! Назвал с той злокозненной заносчивостью, что присуща лишь богатым, ничем не обремененным людям. Герцогам. Наверняка решил: раз она соглашается снабдить его нужной ему информацией только за деньги, значит, она проститутка!
Будь она мужчиной, это слово вообще не пришло бы ему в голову. Будь она мужчиной, он бы такого ни за что не сказал.
«Если вы, ваша светлость, намерены обращаться со мной как со шлюхой, то и платите соответственно», — внезапно вспомнились ей ее собственные слова.
Ну ладно! Пусть она первая использовала это слово. Но это же — совсем другое! А он… Он своими прикосновениями вывернул ее наизнанку. Искушал! Сделал все, чтобы ей понравиться!
А потом назвал шлюхой.
Он заслуживает, чтобы ему наконец дали настоящий отпор. Великий, непобедимый Темпл должен быть побит. Ею!
Кипя от гнева, Мара в маске шла вслед за охранником по длинному, извилистому коридору. Она слишком злилась, чтобы думать о том, куда они идут, или о том, что произойдет дальше, — слишком погрузилась в мысленное потрошение Темпла. Очнулась же только тогда, когда охранник жестом предложил ей пройти в какое-то помещение и закрыл за ней дверь, оставив одну в толпе людей.
