Оставив его какой-нибудь красивой женщине и их красивым детям в его красивом поместье.
Она вернет ему все, что отняла.
Пусть он только выживет.
За последние десять лет — да нет, дольше! — она впервые шла на сделку с Господом.
Графиня переводила взгляд с одного мужчины на другого, затем посмотрела на Мару:
— Вы уже делали это раньше?
Мара кивнула, думая о другом ноже. О другом времени. О другой побледневшей коже.
— Да.
— Значит, вы это и сделаете.
Не колеблясь ни секунды, Мара шагнула к столу, но ее остановил Борн.
— Если ты ему повредишь, я тебя убью, — процедил он.
Мара кивнула:
— Да, это справедливо.
Она сделает все на свете — лишь бы спасти его. Она хочет, чтобы он выжил. Хочет дать ему все, о чем он просил. Хочет рассказать всю правду.
Может быть, он ее простит. Может, они сумеют начать все заново.
А если нет… По крайней мере она отдаст ему все, что у нее есть. Все, чего он заслуживал.
Борн отпустил ее. Она подошла к груде салфеток, сложила их, сделав некое подобие повязки, и придвинула ближе ведро с горячей водой. Граф и маркиз гневно смотрели на нее, но она, не спасовав, смело ответила на их взгляды.
Передав салфетки графине, Мара задрала повыше юбки и, забравшись на стол, стала на колени рядом с головой Темпла и крепко взялась обеими руками за окровавленный нож.
— По моей команде, — сказала она и посмотрела на Темпла, на его бледное лицо. — Не смей умирать, — прошептала она. — Мне еще многое нужно тебе рассказать.
Он лежал неподвижно, и грудь ее опять стиснуло болью. Но она не будет обращать на это внимания!
— Один… — произнесла Мара. — Два… — Она не стала считать до трех — просто резко и решительно выдернула нож.
Темпл закричал от боли, метнулся в сторону, чуть не скатился со стола. А Мара едва не зарыдала от облегчения. Графиня же склонилась над герцогом, поливая рану кипятком, чтобы смыть кровь.
Темпл снова закричал — кипяток обжигал его кожу, вызывая новый поток крови. Даже не поморщившись, Мара схватила салфетки, накрыла ими рану и навалилась на нее всем телом, стремясь остановить кровотечение.
— Ты не умрешь, — шептала она снова и снова. — Ты не умрешь…
Необходимо остановить кровотечение.
Только об этом Мара и могла думать, стоя над ним и надавливая на рану изо всех сил, пытаясь не обращать внимания на то, как он дергался, стремясь раскидать всех, кто его держал. И даже сейчас его мощь потрясала. А его крик, исполненный гнева и боли, его широко распахнувшиеся глаза, черные как ночь… О, ей сейчас казалось, что из этих глаз на нее смотрели демоны.
Тут он посмотрел прямо на Мару и выругался — грубо и резко. Жилы же у него на шее напряглись.
— Вы делаете ему больно, — сказал маркиз Борн. — И похоже, вам это нравится.
— Нет, — шепнула Мара только ему, только герцогу. — Поверь, я никогда не хотела причинить тебе боль. — Она еще сильнее надавила ему на плечо, испытывая смутную благодарность к высокому рыжеволосому джентльмену, которому хватало сил, чтобы удерживать на месте руку Темпла — иначе герцог наверняка ударил бы ее. — Я хочу, чтобы ты поправился.
Темпл продолжал вырываться, и Мара сменила тактику.
— Прекратите напрягаться! — громко произнесла она. Произнесла так же решительно, как давила на рану. — Чем больше вы сопротивляетесь, тем сильнее кровотечение, а вам нельзя терять кровь.
Он не отвел от нее взгляда, но вырываться перестал. Ей очень хотелось думать, что сознательно.
Салфетки же промокли насквозь, как она и предполагала. Кровь текла потоком, и уже требовалась новая повязка. Мара повернулась к графине:
— Миледи… не могли бы вы…
Дама в очках откликнулась мгновенно, безо всяких объяснений сообразив, что от нее требовалось. Она надавила на рану, а Мара потянулась к окровавленному ножу на столе.
— Нет! — крикнул рыжеволосый джентльмен, заметив ее движение. — Положите его!
Мара не стала скрывать раздражения.
— Думаете, я перережу ему глотку прямо сейчас, на глазах у всех? Думаете, я настолько полна ненависти, что окончательно сошла с ума?
— Я все же предпочел бы не рисковать, — огрызнулся Борн, но Мара уже отвернулась от него.
Задрав юбку и не обращая внимания на маркиза, она отхватила большой клок от своей красивой розовато-лиловой нижней юбки. Борн отшатнулся, и Мара с удовольствием насладилась бы его изумлением, не будь она так занята. Она протянула ему нож ручкой вперед.
— Сэр, сделайте хоть что-нибудь полезное. Скорее всего ваши рубашки тоже понадобятся.
Позже Мара будет удивляться скорости, с которой мужчины откликнулись на ее требование — скинули сюртуки и стянули через головы рубашки, — но в эту минуту она только добавила:
— Его рубашка тоже где-то в этой комнате. Отыщите ее.
Оттолкнув графиню, Мара прижала нижнюю юбку к обнаженной груди Темпла, с ужасом отметив, что его гневный рев сменился негромким нечленораздельным протестом. Господи, почему она не может удержать вытекающую из него жизнь?!
— Из-за тебя мое новое платье испорчено, — сказала она, глядя ему в глаза, пытаясь не дать ему вновь лишиться сознания. — Тебе придется купить мне другое.
Темпл не ответил. Веки его медленно опускались. Мара увидела, что воля к жизни в его глазах гаснет, и она сказала то, что пришло в голову:
— Не смей умирать!
Но черные глаза не открылись. А длинные черные ресницы опустились на бледные щеки.
И Мара опять осталась одна с ужасной болью в груди. Она зажмурилась, прогоняя подступающие слезы.
— Если он умрет, ты последуешь за ним в ад, — послышался чей-то голос.
Прошло какое-то время, прежде чем Мара сообразила, что говорил это вовсе не маркиз, чуть не с самого начала ставший ее заклятым врагом, а другой аристократ — с темно-рыжими волосами, худым лицом и квадратной челюстью. Она встретилась с ним взглядом, отметив, что его серые глаза сверкали гневом, и без тени сомнения поняла, что высказанная им угроза вполне реальна.
Если Темпл умрет, они ее убьют, даже не задумавшись. И вероятно, она заслуживала смерти.
Но Темпл — нет.
И поэтому она удержит его на этом свете — пусть даже ей самой придется положить на это жизнь.
Сделав глубокий вдох, Мара поменяла свои юбки на мужскую рубашку и проговорила:
— Значит, он не умрет.
Той ночью герцог не умер, но впал в беспокойный сон. Он не очнулся и тогда, когда наконец пришел хирург.
