– Ты имеешь в виду нашу добычу? – спросил я.
– Да… идем же, нам не стоит задерживаться.
В тот момент, когда мы садились в карету, из храма вдруг ударил густой, торжествующий рев – казалось, что целое сонмище местных богов решило поприветствовать эту сырую ночь. Содрогнувшись от неожиданности, я пригнул голову и поспешил откинуть небольшой рундучок в борту кареты, где Энни всегда хранил запас спиртного.
– Это монахи дуют в трубы, – негромко засмеялся скрытый полумраком Дериц. – Впечатляет, не правда ли?
Глава 4
– Сегодня я убил своего второго… – задумчиво произнес Дериц, разглядывая стоящую перед ним тарелку с обжаренными ребрышками. – А ты?
– Сегодня я не убил никого, – мрачно ответил я, – а вообще я их не считал. Стоит взяться за такие подсчеты, и душевное расстройство гарантировано.
Есть мне не хотелось. Отставив тарелку, я налил себе крепкого розового вина и принялся за трубку. Противно саднили ободранные ладони – проклятие, почему я не додумался захватить перчатки? – и не менее противно вонял бальзам, которым я их промывал.
Энгард вздохнул и придвинул поближе массивный семисвечник. Газ тут экономили: в пригороде за него драли куда больше, чем в столице.
– Знаешь, мне даже страшно открывать эту папку, – признался он, с ухмылкой глядя на меня. – Тут столько всего…
– Надеюсь, дворцовых тайн там не наблюдается? – поежился в ответ я.
– Не знаю, не знаю… Но ведь, с другой стороны, никто не знает, что папка именно у нас.
– А ты не думаешь, что когда эта история всплывет – а она наверняка уже начала всплывать: вспомни, в доме оставался старик-слуга, – так вот, ты не думаешь, что эту папку начнут искать?
Энгард откинулся на спинку своего высокого стула и в задумчивости поскреб кончик носа.
– Давай-ка выпьем, – неожиданно предложил он. – Искать ее, конечно, начнут, потому что довольно много людей осведомлены о ее существовании… Но если мы будем вести себя осторожно, то никаких концов они не сыщут. А мы заработаем деньжат.
– Ты можешь мне объяснить, для чего эти бумаги так понадобились этим троим… покойникам? Да еще и так резко, что они взяли и слили за борт самого господина королевского дознавателя?
– Если бы я знал это точно, – хмуро ответил Энгард, – нам не пришлось бы лезть в такое дерьмо. Я могу только догадываться… Сегодня ночью столицу покидают некие тайные гости из Ханонго.
– Для них?
– Для них… хотя тут тоже есть кое-какие нестыковки. Ладно, – он глотнул вина и решительно распахнул кожаную створку. – Посмотрим…
Несколько минут он довольно вяло перебирал разнообразные, часто украшенные печатями нотариусов бумаги, как вдруг, вскрикнув, наклонился над желтоватым документом, лежавшим то ли пятым, то ли шестым сверху. Лицо Энгарда побелело, он рывком, обрывая пуговицы, расстегнул ворот изящной шелковой сорочки – я увидел, как у него трясутся руки.
– Что там? – нервно спросил я, перегибаясь через стол.
– Вексель… принца Ренфро… – прохрипел Энни, на ощупь отыскивая свой бокал.
– Кто он такой? – недоуменно поднял я брови.
– Он мошенник. Но я никогда бы не подумал, что он… святые и грешники! К векселю приложен договор с одним из королевских корсаров – а тот, как я догадываюсь, напрямую связан с Белыми Шапками… вексель погашен, но… он датирован этим годом. О небо, во что же мы влезли?!
– Какого же демона он не уничтожил вексель после того, как вернул долг?
– У нас очень сложное финансовое право, ты просто не разбираешься в нем. Векселя уничтожаются только через пять лет, а до того они хранятся у нотариуса – на случай взаимных претензий сторон, для суда, в основном… проклятие, как же мы влипли…
Энгард судорожно глотнул и принялся лихорадочно перебирать находящиеся в папке бумаги – а их там было немало. Некоторые он сразу отшвыривал в сторону, другие, вглядевшись в записи, клал перед собой.
– Нотариус Веке, – выдохнул наконец он, остановившись на середине папки, – и я почти уверен, что он уже на том свете. Или пропивает свои денежки где-нибудь в Ханонго. Ох и славное же дельце! Тот, в чьих руках окажутся эти бумажки, сможет шантажировать его превосходительство главного королевского казначея… так это еще только половина. – Дериц хлопнул рукой по папке и вымученно улыбнулся:
– А что ж там еще?
– А то, что ты искал, – прищурился я, – там?
– Да, – хмыкнул Энгард и поднес к свету длинный, сложенный гармошкой лист со множеством подписей и разноцветных печатей, – протоколы… те протоколы, которые были составлены для того, чтобы выбить из ханонгских «кредиторов» побольше денег. Им показали абсолютно правдивые и абсолютно официальные бумаги, а потом сказали: платите, и мы составим то, что вас устроит. Не сойдемся – не взыщите.
– Значит, сошлись…
– Безусловно. Но каков хитрец! Подозреваю, что он копил все это богатство еще и из чувства мести – наверное, ему приятно было знать, что кое-кто из королевского дома жужжит, как муха в его кулаке, и не может вырваться.
– Ты уверен, что этот Ренфро знал, что такие бумаги находятся у дознавателя Фолаара?
– Конечно нет! Фолаару, похоже, нравилось балансировать между жизнью и смертью – месть, конечно, была скорее воображаемой. А может, они являлись некоторыми гарантиями. Теперь мы это уже вряд ли узнаем. Ты, кстати, уверен, что он подох?
– Совершенно. С такими ранами не живут, можешь поверить мне как лекарю. Но объясни мне… я никак не могу понять, как же он решился все это продать? Только из-за денег? Но какие же, к демонам, деньги, могут заставить человека…
– Вот это я теперь и сам хочу узнать, – резко перебил меня Энгард. – Потому что, сдается мне, дело тут совсем нечисто…
Он помотал головой, сделал еще глоток вина и принялся аккуратно складывать загадочные бумаги обратно в папку.
– Я уеду рано утром, и завтра меня, пожалуй, не жди, разве что к ужину. Надеюсь, мне удастся кое-что прояснить.
– Будь осторожен. – Я встал и задвинул свой стул.
Энгард горестно хмыкнул и махнул рукой.
– Я теперь вроде бочки с порохом… и ты тоже.
Залезая под одеяло, я подумал, что уж я-то давно представляю собой бочку с порохом…
* * *
Дайниз отложила в сторону серебряную вилку и принялась раскупоривать устрицу – изящные щипчики она держала так, словно всю жизнь только тем и занималась, что куртуазнейше завтракала с аристократическими гостями. Я сам предложил ей разделить мою полуденную трапезу: после ночных приключений мне почему-то не хотелось оставаться в одиночестве. Госпожа хозяйка меня удивила.
Совершенно неожиданно для меня она не стала играть роль жеманной аристократочки и плести мне всякую чушь, а, деловито поинтересовавшись моим состоянием, заговорила о себе. Я, признаться, был изумлен. «Возможно, – подумал я, – ей хочется выговориться перед симпатичным мальчиком?» Эта мысль заставила меня недоуменно усмехнуться – но нет, тон Дайниз был вполне серьезен и даже, наверное, печален.
