– Это чушь, ваша милость! – заорал вдруг Джардеш, вырываясь вперед. – Этот мальчишка унаследовал два, вы слышите, сразу два Права Посредника, и теперь они решили опорочить меня, чтобы…
Нунганин махнул рукой, приказывая ему молчать, и повернулся к ормуанам. Из его диска-переводчика полился тонкий прерывистый свист, один из ормуан ответил тем же, потом вдруг прошелестел что-то маленький мэнор, стоящий рядом с Иллари.
Нунганин вновь уставился на меня.
– Я отправлю с тобой независимого свидетеля. Торг не начнется до тех пор, пока в этой истории не будет ясности. Если же твои обвинения ложны или ты не сумеешь доказать причастность Посредника Джардеша, ты будешь объявлен лишенным доверия.
– Мне нужны мои люди, ваша милость, – прошептал я, уже понимая, что меня ждет.
– Я предусмотрел это. Шхуна твоего свидетеля Кэноэ вместит несколько десятков человек…
Сзади произошла какая-то возня, и я машинально обернулся.
Никас, Перт и Иллари крепко держали за локти смертельно бледного Джардеша, лепетавшего что-то про уколы в сердце. Это было лучше всякого признания, но, конечно, не для нунганина.
Кто-то больно ущипнул меня за колено, и я дернулся. Возле меня стоял мэнор, только теперь я смог как следует рассмотреть его: странное существо в облегающей одежде со множеством каких-то карманчиков, на ногах длинные узкие башмаки, блестящие, не то синие, не то черные; пушистая голова, личико, немного морщинистое, без волос; все, как у человека – тонкогубый, немного печальный рот, носик и узкие, как будто хитрые, глазки с бусинками-зрачками.
– Зови своих парней, дружок, – прошипел он по-пеллийски с сильным акцентом, и я вздрогнул – мэнор говорил без переводящего аппарата. – В мой кораблик сядут двадцать человек. Ты еще не летал по воздуху, верно?
– Да, – сглотнул я. – А мы… полетим?
– Мне трудно ходить пешком, – сообщил мэнор, – слишком у вас тут тяжело. А на лошадь ты меня не посадишь…
Иллари быстро вызвал два десятка наших ребят. Услышав, что им придется лететь в жутковатом диске, они побледнели, кто-то истерически хохотнул, но струсивших не оказалось. С трудом преодолевая слабость, я шагнул вслед за мэнором. Мне почему-то все время хотелось оглянуться и посмотреть на Джардеша, который остался возле корабля Контроля – нунганин повелел ему ждать возвращения свидетеля, не отлучаясь ни на шаг. «А вдруг они успели убрать все это дерьмо из своего подвала, – пронеслось у меня в голове. – Все равно, теперь уже все равно… Джардеш отсюда не уйдет…» А Никас убьет меня, потому что иначе он не выполнит Повеление Контроля. В том, что такое Повеление будет отдано, я не сомневался. Но значения это уже не имело.
Мэнор разместил нас в довольно просторном круглом помещении с гладкими серебристыми стенами, а сам вместе с Никасом и Иллари поднялся по узенькой винтовой лестнице наверх. Ни я, ни кто-либо из матросов не почувствовали момента, когда волшебная шхуна взмыла в небо. По моим ощущениям, прошло всего лишь две-три минуты, и вот вся троица уже спускается вниз, а в борту рядом со мной открывается широкий люк.
Диск стоял прямо перед воротами монастыря!
– Выкатываемся, – скомандовал Иллари. – Что, думали, наложите в штаны? Ничего, в шторм бывало похуже.
Мужики облегченно заржали и начали выбираться наружу. Я спрыгнул на траву, глубоко вздохнул – воздух в корабле был насыщен каким-то густым, сладковатым ароматом, от которого першило в горле, – и с изумлением увидел, что монастырские ворота начали открываться.
– К бою! – крикнул я, выдергивая оба пистолета.
Моя команда оказалась излишней. В распахнутых воротах лицом в пыли лежали двое монахов. Одного из них, облаченного в причудливый головной убор с черными петушиными перьями, Иллари схватил за шиворот и поставил на ноги.
– Вот и отец-настоятель, – весело объявил он.
Я посмотрел на Уннаса. И удивился – передо мной был тщедушный, едва по плечо мне тип с реденькой рыжей бородкой, он трясся, как лист на ветру, и от него отчаянно воняло застарелым потом. Ничего похожего на величие.
И мне захотелось смеяться. Это с ним я воевал столько времени? О небо, сколь же велика твоя ирония!
– А мы с проверочкой, – сообщил Иллари потерявшему дар речи настоятелю. – Из столицы, стало быть. Ну-ка, отче, веди нас в подвал под башней! А то, гляди, отец-канцлер приедет, а у тебя там, поди, не подметено? А?
Мэнора Никас предусмотрительно прикрыл длинной кавалерийской накидкой – так мы и прошли через двор, в котором там и сям валялись мордами вниз монахи.
Очевидно, они посыпались на землю в тот момент, когда увидели приближение шхуны, да так и застыли в полном оцепенении. Накидка, возможно, была даже лишней, братия опупела настолько, что поднять голову не решался никто.
– Ну вот, – тихо сказал я, когда мы очутились в огромном подвале.
Мэнор порылся в одном из своих кармашков и вытащил небольшую, похожую на лаковую коробочку.
– Это… – и он произнес какое-то незнакомое мне слово.
– Передающий узел, – торжествуя, хмыкнул Иллари. – А, Никка? Слышал, что сказал Кэноэ? Передатчик муарор! Вот тебе и башня – понял?
– А я что говорил? – довольно флегматично отозвался тот. – Ну, что с монашком делать будем?
– Да ничего, – махнул рукой Иллари, – своим ходом загнется. Денег у него теперь не будет, как же жить-то?
Мэнор с минуту водил коробочкой перед решетками и «бочонками», потом спрятал ее на место и поднял голову.
– Это заберут ночью, – сказал он мне. – Это есть хорошо. Теперь ты получишь много другой возможность.
– Что? – не понял я.
– Увидишь. Я был другом твой наставник, Эйно. Тебе повезло. Сегодня от Контроля Ол-Оолни, а он всегда не иметь страсти. Илла, – теперь коротышка смотрел на Иллари, – нам идти. Доказательств достаточно.
И мы ушли. Спокойно и неторопливо, не обращая ни малейшего внимания на валяющихся во дворе монахов. Лететь больше никто не боялся, и мы опять летели ровно три минуты – на сей раз я засек по спидометру. И мэнор Кэноэ протянул свою коробочку грозному нунганину, который все так же стоял, недвижимый, возле своего корабля. И тот поднес ее к глазам.
А потом, когда он, повелитель порядка, отдал ее хозяину, его зрачки были синими, как море.
– Кто подтверждает твои обвинения, выдвинутые против Посредника Джардеша?
Мне казалось, что сейчас он схватит меня за шиворот, как нашкодившего щенка.
– У меня есть бумаги, самым достойным образом свидетельствующие о моей правоте! – выкрикнул я, шаря рукой на поясе, где находилась сумка.
– Мне достаточно слова, – глаза нунганина стали красными, и он даже наклонился немного, чтобы приблизиться ко мне. – Чье слово ты поставишь в свою правоту, мой юный Посредник?
– Мое! – твердо заявил Никас.
