И сквозь него прорывался целый поток противоречивых и странных чувств: тревога и надежда, жалость и злорадство, тоска и ожидание. Но всё перекрывала тщательно скрытая в глубине души ненависть, тяжёлая, застарелая и безысходная, как сопутствующее ей отчаянье.
Да как же он умудряется ещё и лечить, отдавать свою силу и энергию, если его сердце до краёв полно вовсе не свойственными лекарям разрушающими эмоциями? Лекарь – это же второе после учителя призвание мага, вырастающее на мощном источнике внутреннего добра и сострадания и невозможное без полной самоотдачи.
Со стороны винтовой лестницы послышались чьи-то уверенные шаги, торопливо цокающие каблуками по железным ступеням, и Гизелиус весь обратился в слух, гадая, чем грозит ему визит нового гостя.
– Меня господин послал… сказал, тут убрать нужно… – девичий голос явно заигрывал с молчаливым Ди, но тот ответил с прежней бесстрастностью.
– Убирай да принеси из шкафа чистое белье… его переодеть нужно.
– Ничего себе… – потрясённо шепнул женский голос возле самого уха магистра, – это вы его так?
– Не мели языком, а делай своё дело, – сухо отозвался Ди, и магистр ясно понял, откуда берутся в припортовых тавернах байки о творящихся в подвалах Совета изуверствах.
Вот такие служаночки и разносят с молчаливого попустительства странного Ди – сообразил Гизелиус. Да ведь она теперь ни есть, ни спать не сможет, пока не шепнёт пару словечек одной-двум подружкам. Ну а те, как водится, тоже не преминут поделиться новостью… и через полдня об искалеченном старичке будут знать все кухарки города. Именно потому никто из хранящих тайны ковена магистров и не допускает в свои лаборатории любопытных и болтливых слуг и носит на себе заклятье принудительного молчания. Иначе Вестур с помощниками давно уже дотянулся бы до них своими жадными и, как выясняется, преступными лапами.
Ди отстегнул с ног магистра ремни и кандалы, и служанка, ловко стянув с пленника мокрое бельё, аккуратно обтёрла его сухой тряпкой. Гизелиусу пришлось лёгким мановением магии оттянуть кровь от лица и ушей – никогда ещё магу не бывало так стыдно. Однако девушка, видимо, вовсе не считала, будто пациенту следует чего-то стыдиться, наоборот, переодев пленника и жалостливо повздыхав про его застуженные почки, подсунула под спину старичка свёрнутый кусок полотна.
– Тут не холодно, – ровно уронил Ди, продолжая щедро вливать в пациента жизненную энергию, старательно не касаясь головы, хотя иногда и проводил над ней руками, словно по инерции.
Гизелиус терялся в догадках и напрягался в тревожном ожидании, но только до тех пор, пока не ощутил осторожного касания чужой магии. Стихией этого лекаря была вода, и хотя сам магистр предпочитал обращаться к огню, энергии это не меняло. Просто чувствовалась она чуть по-другому, попадая в хранилище.
Ну вот зачем он это делает? И так ведь выкладывается на лечении, а теперь ещё и отдаёт последние запасы пленнику, который через пять часов должен выглядеть еле живым.
Хотя… а откуда она вообще взялась, эта цифра «пять»? После такого мощного исцеляющего заклинания магистр уже через полчаса почувствовал себя вполне здоровым и достаточно бодрым, чтобы уйти отсюда своими ногами… значит, дело вовсе не в нём.
Как там сказал Вестур? Доложишь через три часа? Так, возможно, вовсе не он, Гизелиус, а лекарь Ди должен через три часа выглядеть совершенно вымотанным и обессиленным… наверняка Вестур всегда таскает с собой амулеты проверки общего магического фона.
И в таком случае можно почти точно сказать, чего добивается своими действиями Ди. Хочет казаться намного более слабым магом, чем он есть на самом деле.
А это может означать только одно: он очень боится. И Гиз даже, кажется, догадывается, чего. Того же наказания, какого в своё время испугался он сам. Проклятый Вестур умеет держать магов разных мастей и степени одарённости в страхе.
Значит, нужно попытаться помочь парню… но сначала как следует проанализировать его поведение. Иначе можно только навредить и ему, и себе, и не стоит забывать, под чьим присмотром оборудовался этот подвал. Наверняка проныра Вестур предусмотрел какую-нибудь хитрость на случай, если ему захочется подсмотреть за происходящим в лаборатории. И если принять это размышление за факт, то сразу становятся понятны и неестественная молчаливость лекаря, и его обманные пассы над головой магистра.
Гизелиус задумался, пытаясь сообразить, каким образом пообщаться с Ди и в то же время не насторожить Вестура или поставленного им неведомого надзирателя. Но вскоре понял, что лекарь размышлял об этом значительно дольше и уже успел продвинуться в своих изысканиях.
На коже магистра, в районе груди, вдруг появилось ощущение прохлады, словно ползла холодная струйка воды. Хотя маг точно знал, ничего подобного на самом деле нет, это один из трюков магов воды – забрать у подвластной стихии немного тепла. Когда он ещё только учился магии в группе магистра Денбрези, один из приятелей любил пугать этим фокусом юных магинь. Девушки почему-то всегда думали, будто под блузку заползла змея, начинали визжать и торопливо стаскивать одежду, обнажая так интересующие юного оболтуса части тел. Закончились эти шутки суровым наказанием: среди девиц оказалась племянница учителя. Но главное не в этом, таким методом оказалось очень удобно подсказывать друзьям, забывшим ответ, рисуя на коже спины первую букву нужного слова.
Гизелиус вынырнул из сладкой ностальгии и попытался понять, какую букву изобразил Ди на его собственной коже? И как ни крутил в уме странный крючок, он напоминал только одно – вопросительный знак. Надо же, как ловко и осторожно: не маг никогда не догадается, а маг, потерявший разум, не сумеет ответить.
Гизелиус шутя снял с кожи прохладу надписи и согрел своей стихией целых три знака, причём, вспомнив про возможных наблюдателей, расположил их под кожей. И хотя в этих местах появилось ощущение начинавшего греть горчичника, какими его лечила в детстве мать, зато рассмотреть никому ничего не удастся. А лекарь почувствует тепло и легко сумеет прочесть слово «да» и восклицательный знак.
Ди несколько секунд неверяще водил руками над щуплым тельцем старика, зажатым в специальные кандалы, лишавшие пленников даже малейшей возможности сопротивляться, если их приговорят к самому страшному наказанию, и пытался сохранить невозмутимое выражение лица. Однако, несмотря на долгие тренировки, удавалось это плохо, неожиданно полученный ответ так потряс его, что не осталось никаких сил для маскировки. И тогда лекарь притворно застонал и обессиленно опустился на пол, словно больше не мог держаться на ногах.
Гизелиус сполна ощутил его растерянность, взрыв счастья и сомнений, решимость и робость одновременно. А потом всё перекрыли испуг и жаркое желание срочно запутать врагов – никем иным Вестура и его преданных помощников этот лекарь не считал.
Несколько минут ничего не происходило, но ни Ди, ни его пациент нисколько не обманывались насчёт этого бездействия. И наконец дождались результата устроенного лекарем представления: знакомо зашуршала дверь, и ненавистный голос Карзебиота лицемерно охнул.
