Полл извивалась, стараясь ослабить паутину, выпростать руки, но – тщетно. Может, Чарли выручит? Но, взглянув на привязанного к соседней сосне друга, Полл поняла, что волшебство его иссякло, Чарли совсем обессилел. У неё ещё хватало ярости биться, а он стоял недвижно, закрыв глаза. Кто бы мог подумать, что паутина так крепка? Сколько же раз надо было обмотать этой тонюсенькой нитью деревья и пленников, чтобы они стали неразделимы?
– Чарли! Чарли! – окликнула Полл друга. – Ты понял, Чарли? Его зовут Том-Тит-Тот! Его имя Том-Тит-Тот!
– Узнали, да что толку?.. – сказал Чарли.
А может, крикнуть? Вдруг, если закричать очень-очень громко, сестра услышит её крик?
– Долл! Долл! Его зовут Том-Тит-Тот! Том-Тит-Тот! Слышишь, Долл? Его зовут Том-Тит-Тот!
Нет, ничего не получится. Долл слишком далеко, до неё отсюда мили и мили. Ей не расслышать криков, даже если б они не прерывались всхлипами. Поняв, что дело безнадёжно, Полл разрыдалась, но всё же повторяла шёпотом, глотая слёзы:
– Его зовут Том-Тит-Тот…
Небо на востоке совсем просветлело. Скоро, скоро ударят по всему Норфолку колокола, возвещая о крестинах королевской дочери. Скоро епископ в главном соборе города Норича наденет свою митру, чтобы, окунув малышку в купель, наречь её именем, которое выбрала Долл. Но – крестин не будет! Ребёнок никогда не получит выбранного имени из-за другого, проклятого, имени, которое Долл ни за что не угадать.
Злая нечисть из болот,
Его зовут Том-Тит-Тот.
Голосок Полл охрип от рыданий, она теперь едва могла шептать. А солнце, выкатившись на небосклон, забиралось с каждой минутой всё выше и уносило с собой последнюю надежду… Нет! Мир устроен иначе! Надежда должна просыпаться вместе с солнцем! Рядом, совсем близко от Полл, что-то двигалось. Но что? Девочка подняла мокрое лицо и сквозь слёзы увидела серебристые крылья, ярко сверкавшие в солнечных лучах.
– Серпоклювка! – ахнула Полл. – Серебряночка!
Серпоклювка приземлилась чуть поодаль. Держалась она, по обыкновению, независимо, почти равнодушно. Аккуратно пробираясь на длинных, тонких ножках меж спящих чудищ, она длила и длила свой неспешный, затейливый танец, подставляя солнцу то один бочок, то другой. Никогда прежде не была Серебрянка так хороша. Длинный загнутый клюв её сверкал, точно серп, серебристое оперение отливало золотом; осторожно выбирая путь, она ступала по сосновым иголкам, распускала и снова складывала крылья, чуть взлетала, снова опускалась на землю и медленно, одно за другим, чистила пёрышки. Полл жадно следила за каждым движением птицы. Неужели она прилетела просто так? Конечно же она прилетела к ним, к Чарли и к Полл! К Чарли, который вылечил её сломанное крыло, к Полли, которая преданно выхаживала больную птицу целый долгий год! Но откуда Серебрянке знать, что они попали в беду? Что вообще знают и чувствуют птицы? Что интересует их, кроме собственных забот?
– Серебрянка моя, Серебряночка, – умоляюще повторяла Полл.
Ну конечно Серебрянка всё знает и всё понимает. Вот она приблизилась к сосне и потеребила тонким, длинным клювом путы, что держали девочку. Но паутина была крепка, птица не особенно старалась и вскоре бросила это занятие. Обойдя догорающий костёр, она, склонив голову набок, остановилась перед Чарли.
– Разорви паутину, – попросил Чарли.
Серебрянка ткнула в неё клювом раз-другой и снова принялась чистить пёрышки.
– Ей это не по силам, – пробормотал Чарли.
– Значит, мы превратимся в трухлявые кости! – в отчаянье воскликнула Полл. – А Том-Тит-Тоту достанется наш ребёночек!
Серпоклювка расправила крылья.
– Она улетает! – Полл снова заплакала. – Серебряночка, не улетай, прошу тебя!
Девочке казалось, что вместе с птицей улетит и последняя надежда на спасение. А серпоклювка уже поднялась в воздух.
Вдруг Чарли изловчился, подцепил ногой прут, конец которого тлел в догорающем костре, и отбросил чуть в сторону. Еле теплевшийся огонь, глотнув свежего воздуха, разгорелся с новой силой, и прут лежал теперь на земле рыбкой с ярко горящим хвостом.
Серпоклювка заметила пламя с вышины и камнем, точно и впрямь за рыбкой, бросилась вниз. Ухватив клювом холодный конец прута, она облетела сперва одну, потом другую сосну, и прежде чем друзья успели опомниться, они были свободны: птица подпалила их паутинные путы – и тугие узлы, с которыми не мог справиться её тонкий клюв, вмиг сгорели. Чарли Лун и Полл были свободны! Но находились они в самой глуши Ведьмина леса.
Мгновение спустя девочка пришла в себя и, потирая затёкшие руки, закричала:
– Бежим, Чарли! Бежим!
Она бежала, неслась, летела. Ею владело одно желание: поскорее попасть во дворец. Опередить Прядильного беса! Успеть! Успеть! Успеть! Она не видела, где свернул с дороги Чарли, где растворилась в солнечных лучах Серебристая серпоклювка.
Глава XVIII
«Мы непременно опоздаем!»
А по всему Норфолку и в самом деле звонили колокола, торжественно возвещая о крестинах наследной принцессы. Благовест лился с каждой колокольни, и жители королевства поспешно выбирались из-под тёплых одеял и готовились идти в Норич. Неужели все? Ну, может, и не все, а те, кто мог дойти или доехать до главного Норичского собора. А кому до столицы было не добраться, готовили свой праздник в честь королевской дочки. Над городскими стенами и деревенскими школами развевались флаги; церкви были уставлены цветами; хозяева таверн селили гостей бесплатно; люди дарили крестьянским детям золотые монетки; ломовые лошади плелись, увешанные гирляндами, точно призовые рысаки; гостиные были разукрашены, словно под Рождество; в каждой печи пеклись пироги и торты, и каждая норфолкская девушка надела в это утро какую-нибудь обновку: новую шляпку, платьице, передник или туфельки. А у кого не нашлось денег даже на новую ленту в косу, сбегали на лужок, набрали букетик жёлтых цветов и прикрепили на вырез старенького платья.
Как видите, праздничная суматоха царила по всей стране. Но ничто не могло сравниться с суматохой, охватившей королевский дворец. У каждого обитателя дворца появилась вдруг куча дел, особенно таких, которые вчера успешно сделал кто-то другой. Дела поэтому не убывали, а, наоборот, множились, люди сновали туда-сюда с криками: «Быстрее! Быстрее! Мы непременно опоздаем!»
Мамаша Кодлинг в сотый раз наглаживала кисейный конверт, в котором принцессу понесут на крестины, хотя каждый фестончик и оборка уже стояли торчком, точно свежий весенний салат.
Молочница Мегги в сотый раз переставляла цветы в вазах, хотя букеты были хороши, как на картинке.
