— Ладно, я с удовольствием, — согласился папа.
Когда они остановились перед квартирой стариков, у Антона не хватило храбрости постучать в дверь.
— Хочешь, я постучу? — спросил папа.
Антон молча кивнул.
— Войдите, — ответил голос из-за двери.
— Ну, заходи же, — подтолкнул папа Антона.
— Зайди ты первый.
— Давай войдём сразу оба, — предложил папа и взял Антона за руку, потому что боялся, как бы Антон не сбежал в последнюю минуту.
— Ах, это ты! Здравствуй! — приветствовала старушка папу.
— Но я не один, — сказал папа.
— Да это никак Антон! — воскликнула старушка. — Мальчик мой маленький, где же это ты был так долго?
— В Америке, — прошептал Антон, не в силах произнести больше ни слова.
Из комнаты, шаркая шлёпанцами, вышел старик; он так оторопел при виде сына, что тоже потерял дар речи и только молча гладил его по плечу.
Папа понял, что всё в порядке, и тихонько спустился к Хенрику и Хюльде.
Теперь у Хенрика и Хюльды была уже настоящая маленькая семья; у них появилась дочка, которую звали Анна-Офелия.
— Здорова ли наша малышка? — спросил папа.
— Да, да, у нас всё в порядке. Знаешь, нам надо сказать тебе одну вещь… — начала Хюльда.
— Дело в том, что мы обычно встречали Рождество вместе с вами, — перебил её Хенрик, — но в этом году к нам приедут из Нурланна родственники Хюльды, целых четыре человека, и нам придётся остаться дома.
— Ну конечно, я понимаю. Приятно иногда повидать близких, правда, Хюльда? — сказал папа.
— Да, мне так хочется показать им Анну-Офелию!..
В тот день папа и Хенрик, как обычно, ездили по городу и возили с места на место разные грузы. Папа вернулся домой поздно вечером, когда со всеми перевозками было уже покончено.
После ужина папа, мама, бабушка и дети вспоминали о событиях прошлой ночи. Все очень жалели Антона, которому был оказан такой скверный приём.
Вдруг в дверь постучали, и вошла мать Антона.
— Добрый вечер, — сказал папа. — А где же твой муж и Антон?
— Я одна приехала, — ответила мать Антона. — Они даже не догадываются, что я поехала к вам… — Она замолчала.
Папа, мама, бабушка и дети ждали, что она скажет дальше. Наконец все почувствовали неловкость и какое-то смутное беспокойство оттого, что их гостья молчит так долго.
— А что, если она хочет забрать наш дом? — прошептала Мона.
— Может быть, она привезла с собой деньги, чтобы купить его у нас? — прошептал Мадс.
Гостья начала тихонько покашливать, потом с трудом произнесла:
— Мне надо сказать вам одну очень важную вещь, но я просто не знаю, как начать.
Тогда папа сказал ей:
— Ты только произнеси первое слово, а дальше всё пойдёт как по маслу. И не бойся, пожалуйста. У тебя такой испуганный вид, что нам всем тоже стало страшно.
Старушка кашлянула ещё раз.
— Наш Антон… — Она снова замолчала.
— Ваш Антон — замечательный парень, — сказала бабушка, чтобы как-то помочь ей.
— Да, да, — вздохнула мать Антона. — Но он так огорчён, так огорчён, что чуть не плачет. Все девятнадцать лет в Америке он мечтал, что когда-нибудь вернётся домой и встретит Рождество вместе с нами в этом доме. И вот он вернулся, а дома у нас больше нет…
Старушка замолчала и опустила глаза, а папа, мама, бабушка и восемь детей испугались ещё больше.
— И самое главное, — продолжала старушка, — Антон пригласил в Осло на Рождество всех своих братьев и сестёр с их семьями. У нас соберётся так много народу, что я уж и не знаю, как мы все разместимся в нашей одной комнатке.
— Ты хочешь сказать… — начал папа, но голос у него сорвался, и он замолчал. Наконец он набрался храбрости и выпалил: — Ты хочешь снова купить у нас свой дом?
Все затаили дыхание.
— Нет! Нет! Что вы! — воскликнула мать Антона и даже подпрыгнула на табуретке. — Я об этом и не думала. Ни за что на свете я не хочу снова жить в этом доме! Нам так нравится жить в городе! Нет, я хотела попросить вас совсем о другом… Но наверно, это невозможно.
— Так в чём же дело? Говори скорей! — взмолился папа; он просто умирал от волнения.
— Мне очень трудно сказать это, — вздохнула старушка.
— А молчать ещё хуже, — заметила бабушка.
— Ну ладно, сейчас попробую. Дело в том… Я только хотела спросить, не одолжите ли вы нам этот дом на Рождество и на всю рождественскую неделю до Нового года, чтобы Антон мог встретить Рождество вместе со всеми родными здесь, в лесу, как он мечтал все эти годы. Он всегда представлял себе, что выйдет рождественской ночью в наш лес, увидит звёзды, ну и всякое такое… И всей нашей семье хватило бы здесь места, а вы бы могли пожить это время у нас: ведь раньше вы там помещались… Только я знаю, что вам не захочется уезжать отсюда. Так вы мне прямо скажите и, пожалуйста, не сердитесь на меня за мою просьбу. А Антон… он даже и не знает, что я поехала к вам…
На некоторое время воцарилось молчание.
Мортен посмотрел на Мину, Мина — на Милли, Милли — на Мону, Мона — на Мадса, Мадс — на Марту, Марта — на Мартина, Мартин — на Марен, Марен — на маму, мама — на папу, папа — на бабушку, бабушка посмотрела на мать Антона и сказала:
— Я бы с радостью одолжила вам дом на это время. Конечно, тебе очень хочется доставить радость Антону, но дом не мой и решаю здесь не я, а отец.
Папа повернулся к маме и сказал:
— Мне кажется, бабушка права, надо уступить им дом на это время.
— Я тоже так думаю, — согласилась мама.
Дети одобрительно закивали головами, а у матери Антона на глаза навернулись слёзы.
— Я так рада, так рада… — говорила она. — Вы все такие добрые, такие хорошие…
Она быстро попрощалась и уехала в город.
Всем было приятно, что мать Антона обрадовалась, но, по правде говоря, никому не улыбалось провести Рождество и всю рождественскую неделю в прежней тесной квартире.
— Может быть, нас пригласят к себе Хюльда и Хенрик? — спросила мама.
Но папа сказал:
