— А нельзя ли сказать Ранавалуне II, — сердцебиение Паулы значительно ускорилось, — что мы — посланники немецкого кайзера с подарками к Новому году? — Она была удивлена тем, как легко она проговорила эти чудовищные вещи. «Тебе следовало бы стать аферисткой, вместо того чтобы заниматься ароматами», — раздался ее внутренний голос.
— Вы — посланники?
Нориа недоверчиво посмотрела на них, и Паула не могла осудить ее за это. Посланники кайзера определенно выглядят иначе, более роскошно, более великолепно.
— Ну, мы приехали инкогнито. — Ласло, который вдруг снова оживился, одобрительно и заговорщически посмотрел на Паулу.
— Инкогнито? — Нориа смущенно взглянула на Паулу, затем на Мортена.
— С тайным поручением, — объяснила Паула.
— Почему тайным?
— Потому что… — Паула собралась с духом. — Потому что немецкий кайзер очень заинтересован в торговом соглашении с Мадагаскаром. — Ей самой это казалось крайне неправдоподобным, и она уже ждала, что Нориа сейчас громко рассмеется, но в этот момент Вильнев откашлялся и одобрительно кивнул.
— Если бы кайзер это официально признал, это привело бы к неприятностям с французами и англичанами, которые чувствуют себя здесь практически как дома.
«Я бы ему поверила, — подумала Паула, — он говорит очень убедительно».
Нориа прикусила свои красивые губы.
— Раинилаиаривуни, премьер-министр, наверняка захочет увидеть верительные грамоты…
Вильнев снова кивнул.
— Само собой разумеется, мы предъявим их королеве в свое время.
Даже Паула готова была ему поверить, по крайней мере, она на какое-то мгновение задумалась, нет ли их и в самом деле у него в карманах. Но ей сразу же показалось это сомнительным, так как ни один из мужчин на Нуси-Бе не рассказывал о подобной миссии. Напротив, Мортена она встретила в борделе, Ласло внезапно появился в госпитале с тяжелыми травмами, а Вильнев думал, что они познакомились во время одного из его визитов в лазарет, но она увидела его намного раньше. В одной маленькой часовне на берегу, где она его заметила, когда он зажигал свечу и долго смотрел на огонь, пока та вся не сгорела. Тогда он вдруг так быстро вышел из церкви, будто за ним гнался сам дьявол.
Она вдруг снова поняла, как мало знает об этих мужчинах и о том, что у них в действительности на уме. Не рискованно ли это — затевать с ними подобный обман? Ее обман!
Что, если ее попутчики задумали покушение на королеву или что-то ужасное в этом роде? Тогда она станет соучастницей. Она посмотрела на троих мужчин. Дружелюбное лицо Мортена с белокурой курчавой бородой, Ласло с гладко выбритым ангельским профилем и загадочной улыбкой, и зеленовато-карие глаза Вильнева на жестко очерченном лице с трехдневной щетиной. Кто эти трое на самом деле?
«Нет, что за бред, — она попыталась успокоиться, — это все твоя фантазия, тебе нужно подышать лавандовым маслом, чтобы у тебя в голове снова прояснилось».
— Кто бы мог подумать, что премьер-министр умеет читать, — прошептал себе под нос Ласло.
— Тччч. — Мортен покачал головой и гневно шикнул. — Почему вы всегда такой непочтительный, Ласло, почему?
— Если вы действительно посланники немецкого кайзера, почему тогда мне об этом никто не сказал? — Нориа сверкнула глазами на Мортена.
Мортен уклонился от ее взгляда и, нервно пожимая плечами, посмотрел на Паулу так, будто надеялся на ее помощь. Пауле показалось странным, что с Нориа он не так легко справлялся, как с Ласло.
Вильнев поспешно пришел ему на помощь.
— Тайно — это значит, что никто не должен об этом знать, — ловко объяснил Вильнев, и Паула задалась вопросом, как ей различать, когда он говорит правду, а когда врет.
Нориа была так поражена и озадачена этим фактом, что Пауле стало жаль ее.
Итак, Нориа удостоверилась в том, что правильно все поняла, и снова отправилась к часовым, где общалась с ними уже более строгим тоном.
— У кого-нибудь есть документ, хоть какой-нибудь, который мы могли бы выдать за верительную грамоту кайзера? — Вильнев бросил на спутников проницательный взгляд.
— Или подарок, достойный быть подарком от кайзера? Мадам Келлерманн, вы говорили, что у вас есть подарки к Новому году, не так ли?
— Ничего у меня нет, даже украшений.
Вильнев тяжело вздохнул.
— Тогда сегодня ночью мы должны составить грамоту. Есть у кого-нибудь бумага, чернила и печать?
— Я думала, у исследователей этого добра в избытке. Разве вы не должны каталогизировать и описывать растения, которые находите?
— Разумеется, — сказал Ласло, — но они нам еще пригодятся.
— Мне мои тоже нужны.
— Это была ваша идея! — Вильнев произнес это, будто хотел сказать: и вот ее последствия. Паула пришла в смятение, чувствуя себя так, словно она настолько глупа, что не в состоянии понять, к чему приведут ее предложения. Она была вынуждена принять срочное решение.
— Бумагу и чернила я предоставлю, — сказала она, хотя ей было неприятно отдавать что-то из своих ценных запасов, на которых она собиралась записывать новые рецепты, — но сургуча у меня нет. — Паула взяла его очень мало, и он должен был ей понадобиться, чтобы запечатывать свои ароматворения надежно, герметически.
Мортен почесал бороду.
— Давайте возьмем свечной воск.
Вильнев покачал головой.
— Нет, он слишком мягкий. Кроме того, нам необходима печать.
— Если кто-то нарисует мне оригинал, я смогу ее вырезать, — сказал Ласло.
— Один из нас должен наблюдать за Нориа.
Вильнев посмотрел на Паулу и вопросительно поднял брови.
— А если что-то пойдет не так? Никто не думал об этом? — поинтересовалась она еще раз.
Отрицательный ответ прозвучал из уст всех трех, как выстрел пистолета.
— Даже вы, Мортен?
— «Ты не имеешь права спрашивать: что это и зачем это? Потому что все случается в свое время». Сирах, 39, стих 17. Или, как любила говорить моя бабушка: пути Господни неисповедимы, вне всякого сомнения, только Господу известно, попадем мы на землю язычников верной дорогой или нет.
— Аминь! — Ласло произнес это так громко, что Нориа и часовые закончили спорить и обернулись.
— Хорошо, тогда нам нужно разбить палатки и все подготовить.
— Но нам еще нужен подарок, — настаивал Вильнев и снова посмотрел на Паулу. — Совсем никаких украшений?
— Нет.
Единственное, что у нее было, — это маленькая серебряная колба с замочком в виде посеребренного крыла бабочки. В ней оставалось несколько капель аромата, который она создала, вдохновившись голубыми флаконами. Эта колба висела у нее на длинной кожаной ленте под корсажем, и она скорее умерла бы, чем отдала ее.
