Он быстро ушел, но не заставил Элизабет долго ждать. С кожаной сумкой через плечо он вышел из ворот и последовал за ней в предместье Плайхах. У последних домов Элизабет остановилась.
— Пожалуйста, подождите здесь, пока я не вернусь за вами. Я сначала должна посмотреть, нет ли… ну, не вернулась ли еще наша мадам.
Монах приподнял брови.
— Значит, она не поручала тебе привести меня?
— Нет, даже наоборот, она категорически запретила показывать кому-либо больную. Я сама так решила и готова отвечать за последствия.
Ей показалось, что в его глазах появилось что-то вроде сочувствия.
— Тогда у нее те же подозрения, что и у тебя, — сделал вывод монах. — Она боится того, что случится с ее заведением, если здесь действительно разразится чума. — Элизабет вздрогнула. — Этим делу не поможешь, если будешь бояться называть ужас своим именем!
— Нет, конечно, нет. Но даже при упоминании этого слова мне становится не по себе.
— Мне тоже, — признался монах. — Мне тоже!
Элизабет ушла и вскоре вернулась, чтобы сообщить ему, что все чисто. Отец Антониус последовал за ней в дом, кивнул наблюдающим девушкам и подошел к ширме.
— Можно чуть больше света?
Грет и Элизабет быстро зажгли две лампы. Какое-то время он неподвижно стоял перед матрацем, глядя на Жанель. Несмотря на открытые глаза, казалось, что она ничего не видит. Неистово замотав головой из стороны в сторону, она судорожно закашлялась и начала жадно хватать ртом воздух.
— У нее есть припухлости в паху? — спросил отец Антониус.
К ним подошла Эстер.
— Я за ней ухаживала и вытирала ей пот. Да, у нее в паху и под мышками есть узлы.
Монах вздохнул.
— Я хотел бы ее осмотреть. Снимите ей рубашку.
Эстер поспешила выполнить его просьбу. Изможденное тело Жанель освещали две лампы. Кожа была в пятнах, и в паховой области Элизабет увидела явную припухлость.
— Мне нужно притронуться к ней, — сказал монах и посмотрел на Элизабет. Она кивнула ему.
Он присел возле постели, осмотрел сначала кожу лица, груди и живота, потрогал ее лоб и виски и осторожно коснулся уплотнения под мышками и в паху. Девушки смотрели на него с нетерпением и в то же время с ужасом.
— Вы можете ее одеть и укрыть, — сказал монах.
— Что вы думаете? — спросила Элизабет. — Это чума?
Отец Антониус покачал головой.
— Нет, я уверен, что это не чума, которая три года назад свирепствовала в Вюрцбурге и привела к стольким жертвам.
Девушки молча начали обнимать друг друга. У Эстер на глазах появились слезы облегчения.
— Но у нее серьезная лихорадка, которой она не сможет долго сопротивляться, если ее не лечить.
— Она умрет? — робко спросила Эстер.
— Не знаю. Она скорее ближе к смерти, чем к жизни, — неохотно ответил монах.
— Разве нет средства, чтобы помочь ей? — не отступала Элизабет.
Отец Антониус замялся.
— Есть одно средство, которое я успешно применял в случае такой тяжелой лихорадки, но оно должно быть приготовлено у нас в монастыре или у аптекаря и оно недешевое.
— Она не умрет, только из-за того что лекарство слишком дорогое! Скажите мне, сколько оно стоит, — решительно произнесла Элизабет.
— Если я дам тебе с собой записку, ты сможешь получить его за один гульден.
— Целый гульден? — тяжело вздохнули девушки.
— Ничего не получится, — сказала Эстер и печально погладила красное от жара лицо Жанель. — Даже если мы соберем все наши монеты.
Другие девушки покачали головой и озадаченно посмотрели на монаха.
— У вашей мамочки точно есть такие деньги.
— Она не отдаст их на лекарство, — произнесла Грет не допускающим сомнений тоном.
— Я спрошу у настоятеля, можно ли приготовить для вас лекарство в монастыре. К сожалению, это тоже не бесплатно, ведь я должен купить на рынке ингредиенты. Это будет стоить не меньше двух фунтов пфеннигов.
— Договорились. Когда я смогу забрать лекарство? — спросила Элизабет.
— Я постараюсь купить ингредиенты сегодня. Ты сможешь забрать его завтра утром у ворот.
— Хорошо. Подождите здесь, отец, я принесу деньги.
Элизабет вышла, Грет последовала за ней.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Где ты собираешься взять столько денег?
— Я возьму их в шкатулке мадам.
Грет остановилась как вкопанная. Она побледнела так, что едва были видны ее веснушки.
— Ты шутишь! Считай, что ты не жилец, если сделаешь это! Какая нам польза с того, что мы спасем Жанель, если мадам убьет тебя?
— Не будь дурой! — прервала ее Элизабет. — Она меня накажет, но я готова взять это на себя. И она не убьет меня.
Грет покачала головой.
— Я не была бы в этом так уверена. Ты знаешь ее не так хорошо, как я. Для нее каждая монета — святыня.
Элизабет пошла дальше к хижине мадам.
— Дороги назад нет. Монах ждет деньги, а Жанель нужно лекарство. Возвращайся к остальным. Будет хуже, если нам двоим от нее попадет.
Грет не могла решиться, однако затем кивнула и вернулась в дом. Элизабет открыла дверь хижины, она глубоко вдохнула и решительно вошла. Ее сердце бешено колотилось, как той ночью, когда она шла по длинному коридору к закрытой двери, из-под которой пробивалась полоска света. Приближаясь шаг за шагом, она сначала услышала шепот. Ее руки скользнули по деревянной двери. Затаив дыхание, Элизабет приблизила ухо к замочной скважине. Первые слова связались в обрывок предложения.
Шум заставил Элизабет вздрогнуть. Она должна сконцентрироваться и быстро действовать! Мадам может вернуться в любую минуту. Элизабет прошла за перегородку, где стояла широкая кровать, не вызывающая приятных воспоминаний. Элизабет быстро нашла сундук. Именно он ей и нужен! А если нет? Отбросив сомнения, Элизабет подняла крышку и перебирала одежду Эльзы, пока не нащупала маленький мешочек. Слишком маленький для кошеля. Все же Элизабет достала мешочек и высыпала содержимое — ей на ладонь упала цепочка из холодного металла. Ее пальцы коснулись медальона, украшенного драгоценным камнем и жемчугом. Она снова мысленно погрузилась в прошлое и попыталась открыть запертую дверь к воспоминаниям. Ее охватило радостное чувство, потому что далекий глубокий голос говорил нежные слова. Элизабет усилием воли вернулась в действительность: это было не место и не время, чтобы предаваться мечтам. Она положила украшение обратно. Кто мог сказать, насколько оно ценное? Кроме того, монаху нужны монеты, чтобы отдать их продавцу ингредиентов. Продолжив поиски, Элизабет извлекла из сундука деревянный ящичек. Его содержимое подозрительно звенело. Элизабет поднесла к единственному окну, обтянутому пергаментом. Она аккуратно открыла его и увидела гору монет: геллеры и пфенниги, еще больше шиллингов и даже несколько золотых гульденов! Элизабет взяла необходимое количество шиллингов, которое соответствовало двум фунтам пфеннигов, как и просил монах, затем закрыла ящичек и отнесла на прежнее место. Элизабет опять сложила платья так, как они и лежали, прежде чем Эльза Эберлин вышла из дома.
