Мадам и ее протеже не нужно было истязать себя такими мыслями. Они также относились к изгоям с незначительными правами и должны были держаться в стороне от приличного общества.
Элизабет потянула палача за рукав.
— Мейстер Тюрнер, что произошло с советником Майнталером? Я не могу отыскать его среди освобожденных из крепости.
— Конечно, потому что он сидит в темнице нашего дорогого епископа, — угрюмо ответил палач.
— Что? Почему?
— Я могу только предположить, что епископ не захотел выпускать из рук все средства давления, пока выплачена только первая часть нашей контрибуции — я называю ее именно так.
— Получается, что может пройти много времени, прежде чем его освободят, то есть будут выплачены все гульдены.
Палач кивнул.
— Да, все зашло далеко, и епископ с полным правом может злорадствовать. Его долг перед высокопоставленными господами, окружившими город, будет уплачен, и он снова может рассчитывать на их дружбу и влезать в новые долги.
В последующие дни было выплачено девять тысяч гульденов, как только были проданы церковные драгоценности. Бургомистр скрепя сердце отдал ключи от ворот и башен старосте, передавшему их помощникам епископа. Каноник Арнольд Гервиг из Ноймюнстера и Иоганн Клаус оказались лицом к лицу с недоброжелательно настроенной безмолвной толпой горожан, выстроившихся вдоль дороги, когда ехали верхом к мосту, чтобы отвезти ключи епископу. Наконец окружавшее город войско отступило. Ворота снова каждый день открывались, и крестьяне, виноградари, мелкие лавочники и торговцы могли беспрепятственно входить и выходить из города. Все вздохнули с облегчением. Войско вытоптало и разорило незначительную часть полей, лугов и виноградников.
— Город повидал многое, — поведал старый виноградарь, пожаловавший с двумя друзьями вечером в бордель. — Мой отец пережил междоусобицу, в ходе которой были вырублены все виноградники. Не помогли ни слезы, ни причитания. В течение нескольких лет в Вюрцбурге не было собственного вина! Многие виноградари вынуждены были передать свои поля монастырям и искать другую работу, потому что не могли ждать, пока вырастет новая лоза. Благодаря святому Винсенту эта чаша миновала нас, — сказал он торжественно и поднял свой бокал, и товарищи присоединились к нему.
Несколько дней в городе царило праздничное настроение, но только не в доме советника Майнталера. Каноники решили не выполнять следующие требования принудительного договора и не продолжать переговоры по мирному урегулированию конфликта, в ходе которых нужно было прояснить с епископом спорные моменты. Он, как и много раз до этого, не сдержит слово! Девяти тысяч гульденов им больше не видать. Они выкрутились из опасной ситуации, отделавшись легким испугом, и это было причиной для радости!
Чувство удовлетворенности сохранялось, пока город не потрясла следующая новость: епископ велел своему родственнику Рабану Гофварту с войском осадить старый замок и привести его в порядок. Много лет назад епископ Герхард построил на берегу Майна небольшой замок на юго-западе предместья Занд. Долгое время он был позаброшен. Горожане называли его свинарником. Только соединенные с городской стеной две внешние стены — от Майна и с южной стороны от городского рва — тщательно ремонтировались. Значит, теперь епископ собирался поселиться непосредственно в городе, чтобы держать жителей в узде. Если восстановить замок и направить большие пушки в сторону города, то ни советники, ни члены капитула не решатся возражать епископу. Многие горожане направились в предместье и с ужасом лично убедились в правдивости слухов, бессильно наблюдая, как восстанавливаются стены и укрепляется защитный вал.
— Мы должны что-то делать. Немедленно! Пока еще не поздно, — настаивала Грет, использовавшая поход за покупками с Элизабет и Жанель для того, чтобы посмотреть на стройку. Они стояли у ближайших к замку домов, наблюдая, как кипит работа.
— Что мы, по-твоему, должны делать? Вооружиться палками и цепями и сбросить каменщиков и стражников в Майн? — спросила Элизабет.
Грет кивнула.
— Да, именно так. Сейчас мы еще что-то можем сделать, если все жители Вюрцбурга соберутся.
— Я бы тоже участвовала в сражении, — уверила Жанель необычно яростно. — Я уже однажды убила мужчину вилами и еще бы раз это сделала, если бы мне пришлось себя защищать!
Элизабет посмотрела на нее, но, подавив любопытство, не стала расспрашивать. Грет же не была такой сдержанной.
— Эй, ты никогда нам этого не рассказывала. Как это произошло? Почему ты убила его?
Жанель отмалчивалась, но на обратном пути не выдержала.
— Это произошло, когда я еще жила дома. Мой отец управлял небольшой арендованной фермой на юге от… теперь это не имеет никакого значения. Однажды мимо проходил молодой человек, шут и рассказчик, и попросился переночевать в нашем амбаре. Отец ничего не хотел об этом слышать, но я упросила его. Прохожий разыгрывал сценки и рассказывал увлекательные истории, пока не наступил вечер. Пробравшись в кухню, я украла для него немного еды, но не нашла его в амбаре, когда услышала шум за конюшней. Я тихонько подошла и в ужасе отпрянула. Я увидела спину молодого человека в коротком камзоле, голые ягодицы и бедра и спущенные штаны… а перед ним на чурбане для колки дров лежала на животе моя младшая сестра с приподнятым платьем. Она жалобно стонала, когда он в нее резко входил, будто хотел пронзить ее мечом. Ей еще не было семи лет! Меня охватила неописуемая ярость, и, схватив вилы, стоявшие у двери в конюшню, я воткнула их в его тело так, что острие вышло из груди. Издав легкий стон, он опрокинулся набок. И только тогда я смогла увидеть его лицо. Это был не шут, которому мы предоставили ночлег, а сын самого богатого крестьянина. Сколько я себя помнила, он был управляющим, судьей, старостой — в общем, правителем всей империи, которую я до того времени знала. А я заколола его старшего сына навозными вилами.
— Ты бы его заколола, если бы знала, кто он? — спросила Грет.
Жанель пожала плечами.
— Не знаю. Я часто задавала себе этот вопрос. Может быть, это и хорошо, что я раньше его не узнала. Охваченная паникой, я помогла сестре одеться и, отведя ее в дом, заставила поклясться, что она никому ничего не расскажет. Затем я оттащила мертвеца в реку, протекающую за огородом. Той же ночью я покинула свою родину, иначе моей семье пришлось бы заплатить жизнью за мой необдуманный поступок. Так я оказалась на проселочной дороге и шла все дальше на восток — пока мадам не подобрала меня у ворот Вюрцбурга и не привела сюда. Бордель стал для меня надежным пристанищем. Новый дом после двух лет, проведенных на улице.
— Тебе известно, что произошло с шутом? — спросила Элизабет.
— Нет, я никогда его больше не видела, — покачала головой Жанель. — Наверное, он что-то заметил и счел благоразумным удрать, прежде чем его сделают козлом отпущения и заставят отвечать за другого. Я его ни в чем не виню.
У борделя их ждала мадам. Взяв корзины, она дважды пересчитала сдачу.
