А Гришка сел, уронив голову на колени, и заплакал. Он был переполнен ощущением потери. Когда он бежал из починка, то видел, что Беспалого и Варвару плотно окружили стрельцы и деваться им было некуда. Он не стеснялся своих слез. Знал, что со смертью Вари свет в этом мире померкнет для него навсегда и тоскливой бесконечной чередой будут тянуться серые дни, стремясь к своему пределу — смерти. А Сила… Только сейчас Гришка понял, как дорог был его сердцу этот человек, заполнивший в его душе зияющую пустоту, образовавшуюся после смерти всех родных людей.
Выплакавшись, Гришка поплелся в разбойничье логово. Он не смотрел по сторонам, не обращал внимания на окружающее, а в таких местах это наказуемо. В результате он провалился в трясину, и ему еле-еле удалось выбраться. Неожиданное купание растормошило его, вернуло ясность ума. Грязный и мокрый, добрался он до логова и, дрожа от холода и нервного напряжения, уселся у костра, на котором привычно готовилась еда для ненасытной разбойничьей братии.
— Чего скукожился, оглоед? — недовольно спросила тетка Матрена, но, увидев, что Гришке на самом деле плохо, подобрела, сунула ему миску с кашей. — На, поешь.
Гришка без всякой охоты начал ковырять деревянной ложкой в тарелке. Кусок в горло не лез.
— Опять где-то шастал? — спросил Убивец, проходивший мимо и остановившийся возле Гришки.
Мальчишка ничего не ответил — не было сил. Он сидел у пламени, от которого шло тепло, но его тело сковывал лед, по холодным жилам текла холодная кровь, и все вокруг будто покрылось инеем. С каждой минутой безумная надежда, что Беспалый и Варя выберутся из этой передряги, придут, становилась все более зыбкой. Куда им выбраться? Вон сколько народу на них навалилось, а из оружия у Силы один посох, и это даже не его любимая дубина.
— Что тоскуешь, Гриша? — спросил татарин, подсаживаясь на бревно и тыкая Гришку локтем в бок.
— Да так… Что-то плохо мне.
— В тоске, брат, резона нет. Радуйся всему. Тому, что ты есть на свете, что этот свет есть пока для тебя. Ведь неизвестно, сколько осталось нам. Такова житуха разбойничья — все мы, парни лихие, зажились на этом свете. Недолог разбойничий век и нет в нем времени для грусти.
— Прав ты, Хан, — вздохнул Гришка.
Прошла еще пара часов. Надежды уже не осталось никакой. Если они и живы, то в лапы старосты губного попались, а значит, все равно не сносить им головы.
Тут атаман кликнул всех в круг. Сел среди своей братвы, и не было сейчас в его лице привычной надменности и высокомерия, а были лишь озабоченность и внимание. Когда надо, Роман владел не только угрозами, но и убедительными словами, уговорами, лестью. И хотя обычно держал братву на расстоянии от себя, но тем приятнее было разбойникам, когда говорил с ними, как с равными.
— Плохо дело, братва. Злые ветры над нами реют. Чтоб отвести грозную опасность, надобно нам одно дельце решить, — громко произнес Роман.
— Да ты только скажи, атаман, за нами задержки не будет! — послышались голоса.
— Дело плевое, но усердия и аккуратности требует.
Атаман объяснил, что требуется.
— Запросто обтяпаем, ха-ха, — хмыкнул татарин.
— А где Беспалый? — огляделся атаман, ища глазами Силу. — По нему дело.
— Загулял гдей-то, — хихикнул Косорукий Герасим, привычно держащийся за свой кошель на поясе, который, казалось, не отпускал никогда. — Может, воеводе пошел о планах наших рассказывать.
— Да ничего нового он ему не скажет, ха-ха, — засмеялся татарин. — Все секреты, что у нас были, ты давно за медяки мелкие воеводе сторговал.
— Да ты чего…
— Тихо! — прикрикнул Роман. — Пойдут Евлампий, Хан, Косорукий и ты, Гришка. Хорошо город знаешь. Пора и тебя к делу приобщать…
Глава 15
ЛИТВА. УДАР СЗАДИ
«У монаха-францисканца имеются только ряса и веревка, подпоясывающая ее. И все!
А что имею я, бедный студент-недоучка? Плохонький камзол, местами протершийся до дыр, плащ-накидку, выгоревшую на солнце да пару звонких монет, которые очень скоро перекочуют из моего дырявого кошелька в загребущие лапы кабатчика. «Вы не испугаете голодом того, кто строго постится. Вы не испугаете нищетой нищего. Мало будет проку и от битья. Даже под палкой возрадуется он, ибо в поношении его единственное достоинство. А если вы всунете его голову в петлю, то окружите ее сиянием небесным», — припомнилось мне изречение святого Франциска Ассизского.
Не пора ли и мне взойти на свою Голгофу, приняв смерть за веру и правду? Но что есть «Голгофа»? В переводе с арамейского это слово означает «череп». Стало быть, Голгофа находится внутри меня самого. И мне, чтобы достичь ее, нужно прыгнуть выше собственной головы… А это уже полная чушь! И если я выпью в этой корчме, называемой «У врат Господних», еще хотя бы один стаканчик, то точно вознесусь прямо на небо ко всем праведникам…
Сидя в темном углу корчмы, я сам не заметил, как задремал. И снилось мне, что я уже на небесах, а вместе со мной новые друзья — чернобородый сотник Олекса, его лучники и даже пани Зося — дочь моего благодетеля. Неужели все мы уже умерли? Или это только сон, порожденный разгоряченным от крепкого вина умом?
Но вот сияющие врата царствия небесного приоткрылись и страж их с нимбом над головой неучтиво вопросил: «А вас кто сюда звал? Сейчас же спускайтесь вниз! Князю Витольду не до вас!» И тут до меня дошло, что и во сне я переживаю вновь виденное и слышанное наяву. Только теперь я окончательно проснулся, но глаз не открывал, вспоминая приключения последних дней…
После беседы с братом-экономом из монастыря Тевтонского ордена мы отправились к пану Яну Бельскому — начальнику сотника и моему старшему товарищу. Принял он нас радушно, но сразу же предупредил:
— Ничего не говорите о вашей схватке с рыцарями ордена князю. Он будет недоволен, ведь мы и так на волоске от большой войны. Только вот неизвестно, против кого она будет…
— А мы-то надеялись на защиту князя, — горестно промолвил я.
— К тому же пани Ядвига все еще в замке крестоносцев! — напомнил Олекса.
— Нет, Витовт сейчас нам не помощник. Вот если его об этом попросит моя сестра, тогда он будет куда сговорчивее…
— Неужели пани Зося имеет такую власть над Витовтом Кейстутовичем?.. — удивился я.
— Мне кажется, он влюблен в мою сестру. И все же боюсь, что даже самые сильные чувства не заставят его порвать мир с тевтонами. Сейчас он больше озабочен тем, чтобы отобрать Витебск у Скиригайлы. И потому пойдет на сговор не только с орденцами, но даже с самим сатаной. Это его собственные слова, — пояснил Ян Бельский.
— Тогда нам не помогут и чары юной красавицы Зоси, — удрученно пробормотал я.
— Боюсь, что так, — печально проговорил пан Ян.
— Но я не отступлюсь от мысли разорить это разбойничье гнездо, ведь именно там, в Штейнгаузенском замке, томится моя… ни в чем не повинная девушка! — зло бросил сотник. — Я и один справлюсь со всей крестовой сворой, будь они хоть при полном вооружении!
