Кудэр снова уставился на экран. Пиксельная рябь, казалось, все усиливалась. Свихнувшиеся буквы, маленькие, черненькие, быстро-быстро дрыгали тонкими лапками, суетливо покидали свои гнезда-слова, бежали в разные стороны. Кудэр старался уследить за ними – от напряжения пот и слезы текли по его лицу, – но поймать взглядом расползающихся уродцев, вернуть их на место и понять их язык он больше не мог. Чертов монитор.
– Вайне нихт, майн фройнд, – подал вдруг голос сосед справа. – Эс ист нох нихт зо хофф-нунгслос.
– I don’t understand German. I am from Russia, – отмахнулся, не глядя на него, Кудэр.
– Рюсски? – радостно взвизгнул сосед. – Тоже как автор этот портал – рюсски? Это надо гордитьсья. Он важний великий чьеловьек. Он помочь всьем. А я сказать тьебье: нье плачь, друг. Всьо еще можно спастьи… Ещьо есть времья…
Кудэр изумленно уставился на него.
– …Очень рад встречать тебья, – продолжал стрекотать парень, – мой отьец родом из Руссия, я очень любить эта страна. Я как раз ехать в Руссия, практиковать язык, это пьервых, и, натурально, спасатьсья в убежищ, это вторых…
– А когда ты едешь? – спросил Кудэр.
– Сегодня, семь вечьер. Это уже осталось три чьаса. Я выбираю поезд. Самольот не выбираю. Из-за Второе Солнце может прийти излучение, откльючаться аппаратура самольот, боюсь авария. Мне уже пора, – немец встал, просеменил к хозяину интернет-кафе, расплатился. Потом надел на спину ярко-оранжевый рюкзак. – Еще хотьеть идти в кнайпе пьить пиво до отъезд. До свьидания. А ты не грусти, не плачь…
– Я не плачу, у меня просто глаза слезятся. Но все равно – спасибо, – ответил Кудэр и впервые за много дней улыбнулся.
У парня было то самое лицо. Черные курчавые волосы, смуглая кожа, маленькие, карие, близко посаженные глаза, резкие, неприятные черты. Лицо, которое Кудэр так долго искал, – похожее на его собственное. Тщедушное тельце, прилагавшееся к этому лицу, похожим на тело Кудэра не было. Но это как раз не имело значения.
– О, когда ты улыбаться, очьень, очьень лучше, – сказал немец и каким-то совершенно бабьим жестом заправил за ухо прядь волос. А потом подмигнул.
«Педик, что ли? – подумал Кудэр. – Если педик, это даже лучше. Правда вот паспорт у него немецкий…»
– Меня зовут Кудэр, – медленно и внятно, точно обращаясь к умственно отсталому, сказал он. – А тебя как зовут?
– Томас. А ты давно увлекаться этот портал? – немец подошел к Кудэру поближе, жеманно махнул рукой в сторону его монитора.
Руки у Томаса были маленькие, с тонкими, неприятно подвижными пальцами и подозрительно опрятными круглыми ноготками.
– Давно, – снова улыбнулся Кудэр.
Томас понимающе кивнул, опустил глаза и аккуратно, двумя пальцами, снял со своей брючины прилипший волосок.
– Я тоже еду на семичасовом поезде, – сказал Кудэр. – Если хочешь, мы можем пока выпить пива вместе.
– Это для менья удовольствие, – немец оскалил в улыбке маленькие хомячьи зубки.
VIII
ПУТЕШЕСТВИЕ
Когда немец был уже достаточно пьян, Кудэр спросил его:
– Как будет по-немецки «больной»?
– Кранк, – доверчиво хрюкнул Томас.
– А как будет по-немецки «влюбленный»?
– Ферлибт, – Томас облизнул сухие губы острым розовым кончиком языка.
– А «слепой»?
– Блинд.
– Глухонемой?
– Таубштумм. Но зачьем тебье такие слова?
– Ни за чем. Просто интересно. Как сказать – «интересно»?
– Интерессант…
– Слушай, а как пишется слово «глухонемой»? Ты можешь его для меня написать – ну хоть на салфетке?
– Зачьем салфьетка? – Томас пьяно хихикнул. – Я имею блокнот.
Он вынул из рюкзака маленький блокнот с каким-то мускулистым негром на обложке. Вырвал небесно-голубого цвета страничку. Потом порылся в рюкзаке еще и извлек оттуда футляр с паркеровской ручкой.
– Это подарок от мой друг, – он помахал ручкой в воздухе. – Что ты просишь писать, я ньемного забыл?
– Напиши: «Извините, я глухонемой». И еще напиши: «Я еду в Москву навестить друзей».
– Хорошо. Ты меня удивьить, но я написать для тебья, – Томас стал выводить на голубой бумажке слова крупными детскими буквами. – Только я за это просить кое-что.
Он аккуратно просунул голубой листочек с каракулями в горячую руку Кудэра. Потом нерешительно накрыл ее своей прохладной ухоженной лапкой.
– Что ты хочешь попросить? – Кудэр не отдернул руку.
– Мы допьить пьиво и вместе идти в тойлет на банхоф… то есть как это… вокзал, о’кей?
– Конечно. С удовольствием.
* * *
– Да, да, да, да, йа, йа, йа, йа, – сосредоточенно пыхтя, бормотал Томас.
– Тише. Да тише ты… услышат, – раздраженно шепнул Кудэр.
Они стояли в кабинке туалета на Кельнском вокзале. Немец, со спущенными штанами – прижавшись лицом к двери, Кудэр – позади него. Здоровой, правой рукой он гладил тощие томасовы ляжки.
– Возьмьи менья, майн ферлибт, – громко пискнул немец.
В соседней кабинке раздраженно спустили воду.
– Ну возьмьи-и-и, – канючил Томас.
Кудэр почувствовал подступающую к горлу тошноту.
– О, ты есть такой горьячий, – ворковал немец, – это ты так хотьеть менья, да?
– Это у меня температура под сорок, идиот, – еле слышно, сквозь зубы прошептал Кудэр.
– Я не совсьем слышать тебья, любимый.
– Да, это я так хотеть, – сказал Кудэр громче. – Только подожди минутку. Мне надо сначала кое-что сделать.
Кудэр снял руку с ягодицы Томаса, уселся на унитаз и стал разматывать бинт.
– Ты хотьеть показать мнье свою рану? – немец почему-то очень обрадовался. – А гдье ты ранить себья, я забывать спросьить? Гдье… Майн гот! Шайсэ! Что это? У тебья совсьем больной рука! Тебье срочно нужно идти больница! Это очьень опасно тебье! Это есть очьень серьезный…
– Хорошо, хорошо, я пойду в больницу, – прошептал Кудэр. – Но сначала – мы ведь сделаем то, что собирались?
Он снова поднялся, прижался к Томасу, положил здоровую руку ему на живот.
– О’кей, – размяк Томас – о’кей, о’кей, о’кей… Но потом ты сразу идти больньица, нье поезд. И я хотьеть идти с тобой. Я хотьеть сдать бильет… Я хотьеть…
Кудэр прижался к Томасу еще теснее, с омерзением погладил его волосатую грудь, тонкую цыплячью шею с сильно выдающимся острым кадыком. Провел пальцами по губам – немец блаженно чавкнул, – ласково обхватил синий, плохо выбритый подбородок – чуть снизу, чуть слева…
Больной, левой рукой он погладил Томаса по голове. Жесткие черные волосы немца отточенными лезвиями царапнули воспаленную кожу. Кудэр глубоко вдохнул и полностью погрузил руку туда, в колючие, острые завитки. Застонал от боли. Немец отзывчиво застонал в ответ. Кудэр взъерошил ему волосы на затылке, завел руку правее.
