Последние слова Мальчик не расслышал. Спящая пробормотала их совсем тихо и неразборчиво.
– Поговори со мной еще, – попросил Мальчик.
Спящая молчала.
– Ну поговори же! Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
Она молчала.
– Да, меня тоже здесь бросили, – сказал Мальчик и почувствовал, что вот-вот заплачет. – А знаешь… Я могу сделать так, чтобы мир исчез. Если ты хочешь, я сделаю это для тебя.
Она ничего не ответила.
* * *
На следующий день Мальчик пришел в избушку к Тому и сказал, что поможет Нечистым.
Тот не удивился, не обрадовался и не выразил никакой благодарности.
– Конечно, ты нам поможешь, – сказал он весьма равнодушно, – ведь это такая сказка.
– Ну и… что же мне теперь делать? – от такой реакции Мальчик несколько растерялся.
– Да ничего пока. Расти, учись уму-разуму – ну и всяким нашим фокусам. И подбирай потихоньку место для Убежища…
– Хорошо, – сказал Мальчик. – Только ведь я смогу поселить в Убежище маму и папу? Иначе я не согласен.
– Конечно, сможешь, – ответил Тот. – Правда, тебе придется над этим очень много работать. Ты же не захочешь просто взять их в Убежище, и все?
– Почему не захочу? – удивился Мальчик. – Я как раз этого и хочу. Взять их – и все.
– А как же наказание? – Тот улыбнулся ехидной, но довольно вымученной улыбкой.
– Наказание? За что?
– За то, что они тебя бросили.
– Я не хочу никого наказывать, – прошептал Мальчик.
– Так, Ванюша. Давай считать, что это наш первый урок. Все-таки тебе придется теперь жить по нашим законам. А по нашим законам, если они тебя бросили, ты не можешь просто взять их в Убежище. Ты должен сначала их проучить.
– Проучить?
– Да. Проучить.
– А как это сделать?
– Ну, вариантов множество. Например, ты можешь их трансформировать.
– Трансо… что?
– Превратить.
– А как это – превратить?
– Как – тебе здесь объяснят. В целом схема обычно такая: ударился об земь и обернулся…
– А в кого превратить?
– Опять же – сколько угодно возможностей. Лично я твою маму превратил бы, наверное, в нищего.
– А папу?
– Папу… Вань, решай сам. Только начни сначала с кого-нибудь одного. Возможно, у тебя не сразу получится, придется долго тренироваться. Первый блин, знаешь ли, всегда комом. Зато потом пойдет как по маслу.
– Хорошо, – сказал Мальчик задумчиво. – И, кажется, я знаю, в кого я превращу папу.
V
СЛУЧАЙ НА ВОКЗАЛЕ
Марик Юнерман жил в Кельне уже пятый год. За это время он успел развестись с истеричной женой, которая, собственно, и притащила его в Германию, купить подержанный «пежо», получить водительские права европейского образца, неплохо изучить немецкий, устроиться работать по специальности – программистом, снова жениться – на юной восторженной армяночке Асе, изучавшей в Кельнском университете историю искусств, – и, наконец, обзавестись ребенком.
В Москву он хотел съездить уже давно – да только все как-то не мог собраться. Теперь же наконец появился реальный повод: друг детства пригласил его на свадьбу.
Отправиться в Россию решили всем семейством, на поезде, – Ася, наивное дитя гор, панически боялась самолетов.
На вокзал они приехали сильно загодя (больше всего в жизни Юнерман боялся двух вещей: проспать работу и опоздать на самолет или поезд), уточнили, с какого пути они уезжают и нет ли, не дай бог, изменений в расписании, а потом обосновались за серым пластиковым столом в небольшой забегаловке прямо на вокзале и взяли пару сэндвичей с ветчиной и сыром, картофельный салат, кофе-капучино и чай. Маленький Миша выпил полбутылочки растворимой молочной смеси и принялся деловито сосать сушку – она висела у него на шее на веревочке.
Через пятнадцать минут все уже было съедено, а до поезда оставалось еще не меньше часа. Миша немного всплакнул, после чего мрачно и неохотно заснул, скрючившись в своей голубой трехколесной колясочке. Марик и Ася выпили еще по капучино. Потом Марик съел еще один картофельный салат.
В запасе оставалось еще минут сорок. Говорить было лень да и не о чем. Читать тоже как-то не хотелось – так что сидели молча, и каждый думал о своем.
А когда до поезда было всего десять минут и Ася, облегченно вздохнув, уже встала со стула и взялась за сумку, у Марика вдруг так сильно прихватило живот, что он с с ужасом понял – сейчас ему придется отправиться не на платформу, а в туалет. А значит, у них есть все шансы опоздать на поезд. Еще с полминуты он пытался перетерпеть, побороть спазмы в желудке усилием воли – однако же это было совершенно бесполезно.
Картофельный салат. Чертов картофельный салат! Ему ведь сразу показалось, что он какой-то слишком уж кислый. То есть картофельный салат и должен быть кисловатым из-за маринованных огурцов, но этот… этот, – кривясь и с трудом поднимаясь, размышлял Марик, – отдавал кислятиной какой-то специфической…
– Подожди, пожалуйста, – простонал он, – мне, кажется, нужно в туалет.
– Как?! Какой еще туалет? – громко, на весь вокзал изумилась Ася. – Мы же опоздаем на поезд!
Проснулся маленький Миша, с недоумением огляделся и протяжно завыл.
– Прости, не могу, – обреченно сказал Юнерман и затрусил по направлению к табличке с изображением большой дабл-ю. – Мне очень нужно! Я быстро!
Мелкими шажками он добежал до туалета, сунул в турникет монетку (к счастью, в кармане нашлась мелочь!) и ворвался в кабинку.
Всего какая-то минута – и он почувствовал себя человеком.
Марик несколько раз спустил воду, подошел к умывальнику, вымыл руки и вспотевшее лицо, внимательно посмотрел на себя в зеркало: бледноват, да, но, кажется, ничего такого ужасного. Он привычным жестом потянулся за мягким пупырчатым квадратом салфетки – и в этот момент кто-то легонько ткнул его в спину.
Юнерман автоматически сказал «эншульдигунг» (за пять лет немецкой жизни он уже привык извиняться, когда ему наступали на ногу или задевали локтем) и снова глянул в зеркало – но нет, в туалете, кроме него, не было никого; показалось…
Вытирая лицо, он снова почувствовал прикосновение. Как будто кто-то мягко провел пальцем вдоль позвоночника.
Марик резко поднял голову. В зеркале – только он один. Бледное лицо с налипшими на щеках влажными клочками салфетки.
Ощущение, что кто-то гладит его по спине, никуда, однако же, не делось. Гладит… щекочет… пощипывает… кладет руку на плечо…
– Что это со мной? – испуганно спросил Марик у зеркала; он говорил сам с собой, только когда очень нервничал. – Странно… а, вот… вроде прошло… черт, надо же торопиться!
