– В пять.
– А который час?
– До пяти еще много, – ответил он. – А ты точно в полицию звонишь?
– Если точно, то в жандармерию, – выкрутился я.
Наконец голос Флориана. Бодрый и громкий:
– Оскар? Ты где?
Я быстро и кратко рассказал ему о произошедшем. Когда дошел до спуска в канализационный люк, голос Флориана стал напряженным.
– Так, Оскар. Слушай и выполняй. Ты с места не сдвинешься, пока я не появлюсь. Жди меня где стоишь. Я через минуту буду в такси. Если что – беги, понял? И не останавливайся, пока не добежишь до комиссариата на Виа Лайетана. Спроси там Мендосу. Он меня знает. Ему можно доверять. И – ты слышишь меня? Ни при каких, подчеркиваю, ни при каких обстоятельствах не спускайся в люк! Понял?
– Вполне.
– Я скоро.
Он бросил трубку.
– Семьдесят песет, – немедленно выдал мне в спину хозяин. – Ночной тариф.
– В пять, мой генерал, – невозмутимо ответил я.
Брыли, свисавшие с его морды, перешли с цвета столового красного в цвет выдержанного риохского.
– Э, пацанчик, по роже захотел? – Он набычился, глазки яростно блеснули.
Я спохватился раньше, чем он успел вылезти из-за стойки вместе со своей франкистской пилоткой и жаждой порядка, и скрылся за углом. Флориана я решил ждать у лавочки с карнавальными масками. Он же сказал – недолго.
Колокола собора прозвонили четыре раза. Усталость подкрадывалась к телу, как стая голодных волков к деревне. Чтобы приглушить голод и слабость от недосыпа, я ходил кругами. Наконец шаги по мостовой. Я быстро обернулся, но фигура не имела ничего общего с отставным полицейским. Это была женщина. Я быстро, инстинктивно спрятался, подумав о даме в черном, которая пришла за мной. Но силуэт, мягко плывущий над мокрой мостовой, принадлежал Марии Шелли, дочери доктора. Она пересекла улицу и прошла мимо, не заметив меня.
Ей был нужен не я – канализационный люк. Она наклонилась над ним, вглядываясь в темноту; в руке у нее я заметил стеклянный флакон. Лицо сияло в лунном свете. Она улыбалась. Я вдруг понял, что дела плохи. Что-то в ней было не так. Нормальной она не выглядела, во всяком случае. Скорее как сомнамбула. Была ли она в трансе? Это первое, что пришло мне в голову. Я предпочитал вариант транса и гипноза. Чтобы не рассматривать другие варианты. Я размышлял, не подойти ли к ней; может, надо тронуть ее за руку, назвать по имени, или что делают в таких случаях. Я набрался духу и пошел к ней – но в ту же секунду она выпрямилась, словно телепатически почувствовав мое приближение, и быстрым кошачьим движением обернулась ко мне. У меня кровь застыла в жилах, когда я увидел выражение ее лица, ее ужасную улыбку, ее блестящие глаза.
– Уходи! – прошипела она каким-то незнакомым голосом.
– Мария… – Я не мог собраться с мыслями.
И вдруг, в ту же секунду, она спрыгнула в люк. Я испуганно побежал туда, боясь увидеть на дне колодца ее изуродованное тело. Лунный луч позволял видеть, как белеет внизу ее лицо.
– Мария! – кричал я. – Подождите, я сейчас!
Я ринулся вниз по железной лестнице. Навстречу поднимался мерзкий запах гниения, который через пару метров стал невыносимым. Пятно света на дне еле брезжило. Я зажег спичку. То, что предстало моим глазам, было фантастичным.
Круглая дыра тоннеля уходила в непроглядную тьму. Сырость, плесень, крысиный писк. Гулкое эхо бесконечных тоннелей под огромным городом. На стене – едва читаемая под грязью какая-то надпись. Я вгляделся:
СГАБ/1881
коллектор сектор IV/уровень 2–66 прогон
С другой стороны тоннеля, в котором я стоял, обвалилась облицовка, и подземные воды сочились по стенам, собираясь на полу в лужи. Под облицовкой обнажились слои старинных фундаментов, частично сохранившихся, но смятых, утопленных друг в друге тяжестью города и времени.
Я смотрел на подземные останки старой Барселоны, на которых, торжествуя, стоял под солнцем нынешний город, не зная о своей неизбежной судьбе. Так вот в каком месте Сентис принял свою смерть. Я зажег еще одну спичку.
Борясь с приступами тошноты из-за усиливающейся вони, я двинулся по следам.
– Мария?..
Я испугался собственного голоса – так странно, потусторонне он здесь звучал, и решил помалкивать. Впереди в тоннеле, как мошкара в воздухе, роились десятки тусклых красных огоньков. Крысы. Огонек спички пока держал их на расстоянии.
Я стоял в размышлениях, продвигаться ли дальше, когда услышал издалека чей-то голос. Взглянул вверх – в люке Флориан не показывался. Голос послышался снова. Я вздохнул и двинулся в темноту.
Тоннель, по которому я шел, сильно походил на кишечник какой-то твари. По дну бежал ручей сточных вод с их тошнотворным запахом. Я продвигался вперед, освещая путь спичками, опасаясь остаться в темноте, зажигал их одну от другой. К счастью, оказалось, что обоняние пластично, и я почти привык к смраду этой городской клоаки. Зато падала температура, и сырость проникала всюду – под одежду, под волосы, под кожу.
Через несколько метров я увидел на стене грубо нарисованный красным крест. Потом еще несколько таких же. На полу что-то тускло блеснуло – оказалось, фотоснимок. Я сразу узнал, наклонившись над ним, что это одна из фотографий, которые мы нашли в оранжерее. Дальше лежало еще несколько, из того же альбома, смятые и порванные. Наконец, я увидел и сам альбом – растерзанный чуть ли не в клочья. Я взял его в руки. Все страницы пустые. Словно тот, кто искал какую-то фотографию, не нашел ее и в ярости уничтожил альбом.
Я стоял на пересечении тоннелей в камере, служившей, должно быть, чем-то вроде смесителя или распределителя потоков. Подняв голову, я с тревогой понял, что один из тоннелей, идущих вертикально сверху, открывается прямо над моей головой. Кажется, там была и решетка. Поднял спичку, чтобы ее рассмотреть, но сквозняк, сильный в этом месте, ее задул. И вот тогда, в темноте, я и услышал эти звуки – словно кто-то, чавкая по грязи, шлепая по стенам чем-то липким, медленно приближается ко мне. В затылке похолодело, я не сразу смог заставить себя двинуться с места – взять спички, чиркнуть. Спичка не зажигалась. А звуки усиливались. Сомнений не оставалось: кто-то живой, но не крысы, продвигался в мою сторону. И усилилась вонь, ставшая просто чудовищной. Наконец огонек вспыхнул, ослепив меня на миг, а в следующий я увидел что-то, ползущее в мою сторону по тоннелю. Фигуры походили на пауков. Спичка погасла, выпав из моей задрожавшей руки. Я хотел, но не мог бежать на подгибающихся ногах.
И вдруг темноту пронзил луч света, а воздух – крик:
– Оскар!
Инспектор Флориан бежал ко мне по боковому тоннелю, держа в одной руке фонарь, в другой – револьвер. Добежав до меня, он быстро обшарил фонарем темноту вокруг. Мы оба прислушались к звукам, с которыми паукообразные силуэты отступали от света в глубь тоннеля. Флориан держал пистолет на изготовку.
