– Вот этим мечом и отправил его в... на встречу с его родней.
Женщины ахнули, но снова промолчали. Леди Мирагунда после паузы заговорила медленно, но с каждым словом лицо ее озарялось:
– Значит... наш муж и господин... доблестно погиб... Он мог погибнуть только доблестно, ибо рыцарь он был необыкновенный... дивной силы и мужественности... Но мы не можем остаться без защиты, доблестный сэр! По праву тетравленда, лишив крепости ее защитника, вы обязаны вступить во владение ею, со всеми вытекающими из этого привилегиями и... обязанностями! А для нас это значит, что теперь мы принадлежим вам, доблестный и благородный сэр, чьи достоинства явно превосходят нашего супруга, ибо вы сумели одолеть его в суровом поединке.
Обе женщины кивали, их лица снова чистые, без попыток собрать морщинки, на лбу. Все по праву, все выяснилось, а женщины всегда должны принадлежать мужчине. Красивые – те вообще переходят из рук в руки победителей, как кубки футбольных клубов.
– Э... – сказал я ошалело. Подумал, снова сказал: – Э... э... э-э... Это не совсем... да. Законы есть законы, их надо выполнять, а если недоволен, то добиваться отмены, но не нарушать. Однако я сейчас в суровом квесте... А должен ехать немедленно. Но да будет известно, что этот замок отныне находится под защитой Ричарда. Ричарда Длинные Руки.
Леди Мирагунда быстро добавила:
– И принадлежит ему!
– И принадлежит, – согласился я кисло. Ее глаза радостно заблестели, она с явным облегчением перевела дыхание. Я сообразил запоздало, что наверняка был способ отказаться, не принимать на себя эти обязанности. Меня провели, как проводят обычно женщины мужчин, а я ведь еще больше, чем мужчины этого мира, страшусь брать на себя какие-либо обязательства.
Все трое выбежали во двор, провожая меня. Леди Мирагунда привстала на цыпочки, повесила мне на шею камушек размером с пряник. В середине кровавым глазом горит крупный рубин, а вокруг идут руны. Раз непонятное, значит – руны. С серебряным крестиком на цепочке, а теперь такой же цепью из темного металла и этим камешком я показался себе похожим на байкера, еще бы серьгу в ухо, а вторую – в ноздрю...
– Это ваш знак, – объяснила она. – Родовой знак баронства Ганслегеров! Эта ветвь древних королей едва не прервалась. Только наш доблестный муж начал возрождать славу угасающего рода, а теперь, мы уверены, вы сможете сделать это еще достойнее, сэр Ричард!
– Сэр Ричард Длинные Руки, – поправила вторая с нажимом. – Прекрасное имя!
А третья метнулась в конюшню, слышно было, как гоняет там слуг, конюхов. Вскоре вышла, одной рукой поддерживая повыше подол платья, якобы чтобы не испачкать, а на самом деле открывая прелестную ножку, не знавшую жгучих лучей солнца, а другой вела в поводу коня.
Я на этого чудовищного зверя смотрел с изумлением и опаской. Несмотря на размеры, он выглядел изящным и хищным. Весь из толстых жил, под гладкой белой кожей перекатываются тугие мускулы, ноги толстые, а копыта размером с тарелки.
Я сделал осторожный шажок вперед. Конь повернул голову, умные красивые глаза уставились с подозрением. По уздечке пробежали солнечные зайчики от множества металлических бляшек. Поводья простые, слишком простые для такого роскошного коня, но я вспомнил о суровой жизни на краю Тьмы, смолчал.
– Какой красавец, – проговорил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Да, это настоящий рыцарский конь!
– До свидания! – закричали женщины. – Возвращайтесь с победой!
Стремя широкое, удобное, нога не запутается, если вышибут из седла. Я вставил ногу, ухватился за луку, оттолкнулся, но сумел с первой попытки подняться в седло, хотя показалось, что я пытаюсь взлететь на крышу двухэтажного дома.
Конь переступил с ноги на ногу. Я подобрал поводья, изобразил улыбку и помахал рукой. Женщины улыбались, но, когда я поехал к воротам, благоразумно убрались в дом, чтобы платочками махать из полной безопасности.
Первое обязательство, которое мне навязали, думал я угрюмо, выезжая за ворота дома-крепости. Мы, мужчины, трусливейший народ, обязательств перед женщинами страшимся панически, для того и ввели эмансипацию, еще мы наловчились отказывать в служении народу, мол, национализм и того хуже – патриотизм, отказываем в служении Родине: избегаем службы в армии, а всю оставшуюся жизнь прячемся от работы, нагрузок, думания, зато всячески балдеем, расслабляемся, оттягиваемся, кайфуем, но только бы не думать, не мыслить, не трудиться... .
Замок темнел на фоне зелени, удалялся. В узких окнах дважды мелькнуло белое, женщины все еще машут платочками. Я оглянулся. Мой замок... А ведь не впал в панику, как должно. Подсознательно уже готов принимать на себя какое-то бремя! Ведь что такое, как не принятие на себя обязательств без всякого давления, когда почему-то решился встать на дороге погони, за принцессой? А это, вынужденное вроде бы, принял без свинячьего визга и воплей, что все люди свободны, и даже женщины имеют право решать свою судьбу. Тех самых вроде бы очень благородных воплей, за которыми скрывается обыкновенная мужская трусость и страх взять на себя ответственность за других людей.
Глава 19
Солнце еще только карабкается наверх, огромный конь несет с легкостью, как новенький внедорожник. Что-то в нем не от коня, слишком уж умно поглядывает, как бы не оказался еще одним бароном, что умеет расслабляться на полную катушку.
Я пробовал подавать ему команды взять правее или левее, конь беспрекословно сдвигался, не оспаривая и не переспрашивая, зачем мне эта дурь, если степь ровная, как коврик для мышки.
Галопом так галопом, по первому движению моего сапога он понесся так, что ветер засвистел в ушах и в носу. Меня сразу продуло, грива трепещет по ветру, как государственный флаг. Если еще чуть разогнаться, взлетим, как дельтоплан. Или как крылатая ракета в поисках русских танков в Югославии.
Устремленный к небу замок выдвинулся из-за леса давно, но я слишком был занят бешеной скачкой, опомнился лишь, когда стены выросли угрожающе близко.
– Тихо, тихо, – сказал я коню. – Нам лучше мимо...
Конь сердито ржанул, грохнул в землю копытом. Я скосил глаза – не появился ли родничок после такого местного землетрясения.
– Нет, – сказал я как можно тверже. – Давай так, старший – я. Не в таком мы квесте, чтобы кто-то из наших стал колотиться в ворота, требуя ночлега. А мы ищем своих...
Конь начал поворачиваться, но с такой неохотой, что на стене нас заметили, там протрубил рог. С башенки над вратами раздался зычный окрик:
– Рыцарь!.. Твой герб не видно. Назови себя!
Я подумал, что лучше бы от греха проехать мимо, смерил взглядом расстояние, арбалетная стрела может достать сдуру, выпрямился и ответил громко и четко, подражая Ланзероту:
– Ричард, владетель Киряндии! А также владетель замка Ганслегеров!
– Добро пожаловать в замок, сэр Ричард! – прокричал невидимый страж таким могучим и непререкаемым голосом, что мой конь сам развернулся и пошел в сторону ворот.
