Трепет пробежал по всему телу. Девушка была необыкновенной, с бледным решительным лицом, огромнейшими голубыми глазами, в которых сейчас сверкал лед. В то же время у нее были нежная белая кожа, пухлые губы, длинные пушистые ресницы... все как у просто красивой девушки, какая с визгом прячется за мужские спины.
Пышные золотые волосы падали бурными потоками на плечи, струились по спине и груди.
В сторонке раздался жуткий скрежещущий визг. Двое прибывших воинов добивали за стогом крылатую тварь. Она все пыталась взлететь, но древко всаженных по рукоять вил стучало по ногам, чудовище падало и тыкалось страшной мордой в землю.
Один сказал густым бухающим голосом, будто рядом ударили в самый огромный барабан:
– Это же гарпия!.. Асмер, ты такие здесь видел?
Второй, которого воин назвал Асмером, вытер лезвие топора о мохнатую спину зверя, ответил чистым музыкальным голосом:
– Добрались уже и сюда...
– Думаешь, Нечистый уже здесь?
– Нет, – ответил Асмер звонко. – Но его посланцы, как видишь, уже проникают в эти благополучные земли. Осторожно, Рудольф!
Гарпия, иссеченная на куски, все же ухитрилась вцепиться в сапог этого Рудольфа длинными желтыми зубами и так издохла. Рудольф, низкорослый, но невероятно широкий мужик весь в огненно-красной бороде настолько, что я видел только глаза, да и те поблескивали, как у ризеншнауцера, через рыжие лохмы бровей, с проклятиями бил рукоятью топора в оскаленную морду, пытался расцепить застывшие в смертном око-ченении челюсти.
Асмер мелодично похохатывал. Невысокий, тонкий, он показался мне жидкой молнией, даже неким компьютерным спецэффектом, что может моментально менять форму, двигаться с любой скоростью, у которого, по определению, не может быть застывшего, узаконенного облика.
Смуглый, зеленоглазый, он посмотрел на меня хитро, подмигнул.
– Да отцепись же, тварь! – заорал рассвирепевший Рудольф.
Я присел, ухватился обеими руками за челюсти. Ощущение знакомое, я сотни раз так расцеплял пасть отцовскому ротвейлеру, когда он подбирал какую-нибудь кость и пытался втихую сожрать.
Челюсти разжались без скрипа, какое там окоченение за пару минут. В сапоге круглые дырочки, словно пробитые пулями.
– Не больно? – спросил я. Рудольф наступил, буркнул:
– Малость побаливает. Что за зубы, что за зубы...
Я выпрямился – оказалось, что я почти на голову выше этого силача. Вряд ли ему это понравилось, но он взглянул на меня благосклонно, крепкая ладонь в железной перчатке больно ударила по плечу.
– Молодец, парень!
Плечо заныло, я пробормотал:
– Благодарю вас, сэр.
Асмер покачал головой, взгляд его, брошенный на Рудольфа, был полон укоризны. Но на меня оба посмотрели с некоторым уважением. Наверное, я должен не то сломиться в позвоночнике после такого хлопка по плечу, не то по ноздри уйти в землю.
К пленным подъехал на рослом коне высокий рыцарь в настоящих стальных доспехах странного серебряного цвета. Высокий, красивый, с благородным и высокомерным лицом. Крупные холодные глаза смотрят с брезгливой надменностью. Массивная нижняя челюсть вызывающе выдвинулась вперед. И хотя это явно мой спаситель, у меня сразу появилось желание двинуть в эту челюсть. Губы как будто выкованы из темной меди, по углам – твердые складки, а на подбородке даже не ямочка, а противотанковый ров, разделяющий его надвое.
Холодный чистый голос с металлическим оттенком прозвучал ровно и беспощадно:
– Во имя господа, что заставило вас напасть на нас, бездомные бродяги?
Пленный рыцарь поднял голову, голос его звучал зло и раздраженно:
– Осторожнее со словами!.. Я – герцог Морвент, властелин этих земель!
Рыцарь на коне медленно наклонил голову:
– Сэр Ланзерот, благородный рыцарь, к вашим услугам. Что заставило герцога напасть на путешественников, что мирно проезжали своей дорогой, никому не нанося ущерба, не задевая ничьей чести, не оскорбляя ничьих святынь?
Герцог бросил взгляд на принцессу. У меня сразу зашлось сердце, но в груди поселился страх. Герцог Морвент! Властелин, как он сказал, всех этих земель, хозяин ближайшей деревни, где наверняка он царь и бог... . И где мое племя, и что тут за век, не знаю, но явно я в его власти! Черт, зачем сшиб с коня самого герцога? И еще пару раз сбивал с ног уже на земле. И вот сейчас кровь на его морде... да не от рыцарского меча, такими ранами гордятся, а от оглобли. Черт, а как же мое кредо насчет хаты с краю?
Со стога слез Хоган, лицо бледное, глаза вытаращены, челюсть отвисла. Приблизиться к господам не посмел, смотрит на меня, как на уже висящего на дереве.
Герцог ответил надменно:
– Это мои земли. Здесь я хозяин!
Серебряный рыцарь поинтересовался холодно:
– Причина нападения только в этом?
К нему подъехал второй воин, на полголовы ниже, но вдвое шире и такой огромный, что тяжесть грозила вдавить коня в землю. Если у Ланзерота лицо вытянуто по вертикали, как будто на экране сбилась фокусировка, то этот растянут как в плечах, так и в морде. Голова – настоящая скала из гранита. Эволюция с ним не церемонилась: одним ударом прорубила щель для глаз, надбровные дуги так и остались нависать скальным уступом, грубо тесанула короткий нос, рот, все остальное и вовсе без обделки.
Голова на плечах сидит почти без шеи, так мне показалось, потом сообразил, что чудовищная шея просто переходит в могучую спину и широченные плечи. Грудь его напоминала лобовую броню танка высокой проходимости, на которой навешаны добавочные стальные пластины для кумулятивных снарядов.
Он что-то сказал негромко рыцарю, назвавшемуся Ланзеротом. Тот кивнул, сказал с холодной брезгливостью:
– Убирайтесь, собаки!.. Ваше счастье, что никто из наших не пострадал. Иначе сам король Азалатарк не защитил бы тебя, погань.
Герцог поднялся, глаза его с ненавистью впились в лицо блистающего рыцаря.
– Мы еще встретимся.
– Сомневаюсь, – ответил Ланзерот брезгливо. – Я не бываю в свинарниках. Убирайся, пока мои люди не передумали.
Люди герцога быстро подвели ему коня, тот с их помощью влез в седло. Вся группа удалилась, стараясь безуспешно сохранить остатки достоинства. Рыцарь обернулся к принцессе:
– Надо ехать, ваше высочество! Господь милостив, но мы непростительно задерживаемся.
Старый воин тронул рыцаря за плечо. Я рассматривал его во все глаза, как ожившего динозавра. Талию, конечно, на таком гиганте искать было бесполезно, но где ей положено быть, на широком поясе, усеянном металлическими бляхами, висит кинжал, короткий нож, фляга с вином, а с другой стороны – устрашающего вида топор с широким лезвием. Если на Ланзероте кожаные брюки, то на этом – кожаные штаны. Сапоги великанские, на толстой подошве, такая выдержит и противопехотную мину, а за голенищем еще один нож с простой деревянной ручкой. Чисто выбрит, но все равно щетина торчит, как на спине дикого кабана. Голос рыкающий, низкий, бухающий, словно вдали кто-то бьет в огромный барабан.
