В начале 1990-х потомственный казак Владимир Атарщиков из родной станицы Наурской уезжать наотрез отказался. Во время нашей встречи Владимир Атарщиков вспоминал:
«У нас селились, за бесценок покупали дома и ко мне приходили. Говорят: «Ты дом не продаешь?» — «А где написано, что я продаю?» — «Ну, вот все уходят, а ты чего тут остаешься?» — «А я остаюсь. Я не боюсь, я здесь вырос». И остался».
В 1942 году Атарщиков ушел на фронт. 17-летним мальчишкой защищал Грозный. Дошел до Берлина. В родную станицу вернулся сразу после войны. До начала 90-х пользовался уважением односельчан. И вот однажды ветеран-фронтовик узнал — кто-то внес его в списки на уничтожение.
Рассказывает Владимир Атарщиков:
«Я пошел в администрацию с жалобой, тогда там был чеченец, администратор. Я говорю: «Помогите, пожалуйста, я участник войны». А он меня спрашивает: «Постой, постой, а как твоя фамилия?» Я говорю: «Атарщиков». Он блокнот достает, читает: «Вот, есть в списке, вас должны убить, — он мне говорит. — А вы пришли за помощью». Я говорю, за это спасибо, и ушел».
А следом в дом к старому фронтовику пришли незваные гости. Как оказалось, наемники-иорданцы. В рядах боевиков было много иностранцев.
Владимир Атарщиков продолжает свой рассказ:
«Кто-то их подослал, иорданцев. Шесть человек. Спрашивают: «Вы дядя Володя?» — «Я…» — «Вот нас прислали к вам, сделать обыск».
Они все перевернули вверх дном, нашли в подвале старое ружье, забрали продукты, а затем, поигрывая автоматами, спросили:
«Ну, старик, ты куда хочешь, в рай идти или в ад?» Я говорю: «Ребята, как вам сказать… Наша религия православная, ваша мусульманская… Кто не убивает никого, не оскорбляет, тот в рай пойдет. А вот вы, — тут я неправильно сказал, поэтому они осерчали. — А вы к нам пришли убивать. Вы в рай не пойдете. Не пойдете в рай».
Атарщиков всю жизнь прожил на Кавказе и местные обычаи знал хорошо. Стариков здесь всегда уважали. Но те, кто пришел к нему в дом, ни законам, ни обычаям не подчинялись. За прямоту этого русского решили публично казнить. Но в последний момент бандитов остановили соседи-чеченцы. Они велели оставить Атарщикова в покое.
В 20-е годы прошлого века из Чечни уже выгоняли русских. В период так называемого «расказачивания». Большевики решили расправиться с зажиточными казаками руками горской бедноты, которая поддержала идеи революции. Выселение терских казаков из станиц, по сути, стало первой депортацией в Советской России. К концу 1920-х годов на этих землях почти не осталось русских.
…Сегодня Валентина Тишевская вспоминает, как после войны переехала в Москву, устроилась на работу. Здесь же молоденькой девчонкой познакомилась с симпатичным лейтенантом. Поженились. В конце 1950-х мужа перевели служить в Чечню. Так Валентина Ивановна оказалась в Грозном.
Муж служил, Валентина работала на городской теплоэлектроцентрали. В Грозном у них родился и вырос сын. После женитьбы он переехал в Подмосковье. Было это до прихода Дудаева к власти. В то время, когда жители Чечено-Ингушетии на своих и чужих не делились.
Валентина Тишевская вспоминает:
«А жили отлично, хорошо жили. Делились: вот их Пасха, они несут, вы знаете, вот они пекут эти сладости. Мы яйца красим, это все им несем. Никаких не было различий. И вот как Дудаев пришел, как вот начал, сбросил прежнюю власть, и началась волокита».
1991 год. Конец октября. Чечня провозглашает свою независимость и объявляет всеобщую военную мобилизацию. Растащены горы оружия, которое рано или поздно должно пойти в ход. Тысячи русских, чеченцев, украинцев, армян, евреев уезжают из республики. На границе у беженцев все отбирают как «нажитое в Чечне и принадлежащее чеченскому народу».
Вспоминает Валентина Тишевская:
«Ломали двери трижды ночью у меня. Говорили: «Уходи, и все, езжай в свою Россию». И не одну меня, несколько семей так: прямо приходят, расстреливают и занимают квартиру, и все. И никаких прав, ничего нет. Ничего не было, ни Дудаев не помогал, никто не помогал».
По официальным оценкам, в результате этнических чисток в Чечне с 1991 по 1999 год было убито более 30 тысяч русских. Захвачено более 100 тысяч квартир и домов, принадлежавших русским, армянам, аварцам, евреям, даже чеченцам, которые, не согласившись с новым режимом, были вынуждены бежать.
Валентина Тишевская продолжает свой рассказ:
«С гор спустились абреки, которые в горах жили неучами. Вот они это все делали. Наши, когда пришел Дудаев, все русские и чеченцы, которые работали в организациях, заранее присмотрели квартиры, купили и уехали в Краснодар».
От этих ужасов и беззакония, побросав нажитое, люди бежали куда глаза глядят. В защиту сограждан из Москвы не прозвучало ни одного заявления.
Юсуп Каимов, житель Ачхой-Мартановского района, вспоминает:
«Чеченцев не меньше, чем русских, уехало, потому что жизни здесь не было ни русскому, ни чеченцу, ни тому и ни другому, честным людям не было. А сколько уехало! Ингушетия забита, Москва забита, все области в России… И сейчас они там живут».
Оттоку населения поспособствовала также миграционная служба. Еще до начала боевых действий власти предлагали всем желающим выехать из республики. Для этого нужно было сдать документы на квартиру или дом и получить компенсацию. Сумма не была равнозначной стоимости жилья, но люди торопились использовать этот шанс, боясь, что потом его уже не будет.
Владимир Кашлюнов — сегодня единственный русский из всех глав районных администраций Чечни. Он хорошо помнит то время.
Владимир Кашлюнов, глава Наурского района Чеченской Республики, рассказывает:
«Мы граждане Российской Федерации, мы имеем свои дома, жилье, жили здесь. Так это всю республику надо было переселять тогда. Я не понимаю этой политики: «Желающие, пожалуйста, уезжайте. А не желающих будем бомбить здесь». Что это за политика? Это не ошибка была, я не знаю, что».
Это была не первая ошибка руководства страны в Чечне, результатом которой стали кровь, вражда и отчуждение некогда мирно живших бок о бок соседей.
…1941 год. В Чечено-Ингушетии вспыхивает антисоветское восстание. Несмотря на то что восставших было немного, в январе 1944 года Сталин подписывает постановление об упразднении Чечено-Ингушской автономной республики и депортации всего ее населения в Среднюю Азию и Казахстан за «пособничество фашистским оккупантам».
В ночь на 23 февраля 1944 года чеченские и ингушские селения блокировали войска. На сборы семьям отводилось 10–15 минут.
Продуваемые всеми ветрами деревянные вагоны — по злой иронии судьбы называемые «теплушками» — битком забивались людьми. В них люди проделывали путь из Чечни до Казахстана. Три недели в дороге. Люди не знали, куда их везут. Прошел слух: к морю, чтобы утопить. В первые дни их не кормили — ели то, что удалось наспех захватить из дома. Но и в страхе они продолжали жить. Эшелон шел дальше. А в одном из вагонов играла гармошка. Девочка пела песню.
