– Понял. – Я поднял большие пальцы вверх, и послушник ушел. – Он никогда не покидает здание, – напомнил я Таре Чейн.
– Насколько известно нашему новому другу. Вряд ли отыщется много столетних священников с подобным уродством.
Вряд ли они отыщутся вообще, не считая совсем уж нищих. Косметическая магия стала сферой конкуренции. Теперь, когда в Кантарде больше не требуется колдовать, можно за цену обеда избавиться от подкожной кисты, небольшого шрама и тому подобных вещей.
Мысленно я вернулся к тому делу с Четтери. Негодяй не пытался скрыть свою сущность, однако здорово запутал следы. Следует ли ожидать чего-то подобного на этот раз? Или чего-то более мощного, поскольку турнирная схема включала несанкционированное жестокое убийство?
Мысль из ниоткуда.
– И почему я раньше не спросил? Что за веселуха творилась вчера вечером на той стороне Холма?
Лицо Тары Чейн закаменело.
– Как мы и предполагали. Двое молодых людей из семьи Хедли-Фарфоул – разнояйцевые близнецы – лишились жизни, причем весьма неприятным способом. Маленькая Блондинка, которую ты описал, и ее спутник находились поблизости, но не вмешивались – хотя Чейз отыскал свидетеля, утверждавшего, что они напали на нападавших, однако слишком поздно, чтобы помочь детям Фарфоул.
Чейз – это ее слуга, Денверс.
– Создание, похожее на демонического волка, неясного происхождения, пострадало не меньше близнецов. Оно лишилось уха, куска скальпа, хвоста и передней лапы до путового сустава, или как там это место называется у волков. Патруль подобрал куски, но вынужден был отдать их Гражданской Страже. Вместе с трупами. Маги-криминалисты все еще работают на месте происшествия. Они отказываются сотрудничать с Чейзом или Орхидией Хедли-Фарфоул.
– Мне это имя не знакомо.
– Было бы странно, если бы ты его знал. Мать близнецов. Она ведет тихую жизнь. Была магом-убийцей во время недавних неприятностей. Лучшей в своем роде.
– Черная Орхидея?
– Она самая.
– Господи помилуй! – Я не мог иначе выразить свое изумление. – Я думал, Черная Орхидея – это городская легенда зоны боевых действий.
– Не меньше девятнадцати человек с венагетской стороны очень хотели бы, чтобы так и было. Не говоря уже обо всех неизвестных, вставших между ней и ее целью.
– Итак, по существу, Операторы не продумали свои действия и, вероятно, облажались.
– Они облажались, когда убили Страфу. Но ты прав. Здесь Орхидия всегда была только слухом. Никто из тех, кто не работал с ней, почти ничего не знал. Выполнив свою задачу, она повесила ножи на стену и стала домохозяйкой, которая изредка консультирует Корону. В данном случае «консультировать» – не эвфемизм. Итак. События прошлой ночи определенно заставят Черную Орхидею вернуться на работу. Нам придется поспешить, если мы хотим отомстить за Страфу прежде, чем она отомстит за Дейна и Диэн.
Я смутно припоминал странную девочку, которую ребята прозвали Головастая Диэн и которая состояла в Клике. Она не нашла там того, что искала, и двинулась дальше.
– Вроде бы я встречал девочку.
– Они с Кивенс были знакомы. Но не думаю, что дружили. Некоторое время она тоже таскалась за Кипом Проузом.
Я вздохнул.
– Значит, проклятый турнир уже начался.
– Начался. И дальше будет только хуже, если мы его не остановим. Стражники, убиравшие последствия, не принадлежали ни к тайной полиции, ни к бегунам. Это может что-то значить?
Это значило, что у нее прекрасный параноидальный ум, настроенный на мрачные возможности.
Предположим, что эти красные береты были подставными? Агентами Операторов, скрывающими ценные улики, чтобы не попали к настоящим жестяным свисткам. Возможно, именно поэтому криминалисты до сих пор там возились.
Может, это и хитро, но чертовски опасно – если только не сойдет вам с рук. Однако пока кое-кто не начнет тонуть в луже собственной крови, демонстрируя миру полную цену глупости, подобные вещи продолжат происходить, причем скорее часто, чем редко.
Я не думал, что профессиональные злодеи станут так нагло дергать начальника полиции за бороду. Они попытаются с ним поладить. Даже Релвей знает, когда нужно прикрыть глаза. Нет, за этим стоит любитель, убежденный в собственной гениальности, обладатель врожденного аристократического высокомерия и пренебрежения. А может, человек, проведший всю свою жизнь в соборе и никогда не нюхавший реального мира.
62
– Полагаю, с моей стороны будет не слишком разумно бросать вызов столь могущественному противнику здесь, в средоточии его власти, – сказала Тара Чейн.
– Кроме того, он вас узнает.
– Несомненно. А тот зазывала назвал его магистром.
– Верно. Это плохо.
Титул означал, что, помимо работы со звучным названием, наш человек имел право пользоваться магией в структуре, довольно прохладно относившейся к волшебникам и колдунам.
– Проверю-ка я лучше лошадей, – сказала Тара Чейн.
– Здравая мысль. Каштанка вряд ли справится с целеустремленной бандой конокрадов. Я побуду здесь. Давненько не исповедовался.
К исповедальням никто не подходил. Только две последние проявляли признаки наличия священника.
– Отличная идея. – Она схватила меня за правое ухо и дернула. Я попытался отпрянуть, понятия не имея, что затеяла Тара Чейн. – Не дергайся. Ты ведь хочешь слышать.
Она пробормотала что-то резко-мелодичное, дернула за ухо еще раз, потом сунула внутрь мизинец. Я – высококвалифицированный профессионал. Я терпел.
– Продержится около четверти часа.
Слух в моем правом ухе внезапно десятикратно обострился – это было невероятно и неудобно, поскольку теперь я слышал тишайший скрип и скрежет в радиусе дюжины миль. В том числе пердеж блох Каштанки. Придется быстро приспособиться, иначе я не смогу воспользоваться этим преимуществом.
Я начал задавать вопрос.
Ответа не последовало. Тара Чейн исчезла.
А ведь только что стояла слева. Я не услышал, как она ушла.
Интригующе.
Шепчущие голоса доносились до меня с той стороны, куда удалился зазывала. Ноги шаркали по известняку. Я задумался, почему строители не использовали более стойкий камень, раз уж ожидался столь оживленный пешеходный трафик. Я забрался на место священника в исповедальню в нескольких дверях от той, которая, предположительно, работала. Заглянуть внутрь было непросто. Выглянуть наружу – тоже нелегко. В кабинке воняло дешевым вином и мочой.
Отвратительно, но, по большому счету, банально: не каждый священник способен стойко вынести всю ту грязь, что приходится выслушивать.
Уникальных грехов мало.
Не время философствовать, Гаррет. Время действовать. Подслушивать.
