– И они ушли, – сказал зазывала.
– Обмануть твой острый глаз невозможно, Ниэя.
– Не нужно издеваться надо мной, сэр.
– Не нужно, но… Приношу свои извинения. Ты прав. Ты лишь выполнял свою работу. Судя по всему, эти люди дали не больше поводов для подозрений, чем обычные бездомные. В конце концов, именно ради бездомных мы здесь и находимся.
Мне показалось, это напоминало сарказм.
Я нашел положение, из которого открывался лучший обзор. Достаточно хорошо разглядел человека, чтобы понять, что он не тот, кого мы надеялись отыскать. Он был моложе и смуглее, а под дикой шевелюрой курчавых черных волос, в которых только начала проглядывать седина, не наблюдалось огромного выроста. Нахмурившись, человек медленно повернулся вокруг своей оси. На исповедальнях его взгляд не задержался.
– Любопытно, Ниэя. Весьма любопытно. Интересно, кто они были. Возможно, нежелательные посетители.
Зазывала выдал описание, которому зааплодировал бы сам Покойник, и сопроводил его неожиданным анализом.
– Женщина была старше, чем пыталась казаться, и считала себя важной шишкой, но хотела это скрыть.
– Аристократия?
– Не совсем то, но присутствовал определенный уровень самоуверенности.
– Значит, Холм?
– Вероятно. Однако не столь очевидно, как обычно.
– А мужчина?
– Ничтожество. Не чета ей. Тяжелый случай. Но не телохранитель. Плохо одет и неухожен.
– Итак. Значит, одинокий. Ее любовник?
– Нет. Он в этой паре был за главного, хотя изображал тупицу. Проявлял больше бдительности, чем казалось на первый взгляд.
– Сыщик Гражданской Стражи? Тайная полиция?
– Возможно. Но с чего им интересоваться магистром Безмой?
– Действительно, с чего?
Я попытался разглядеть его получше. Тон парня говорил сам за себя. Вопрос был риторическим для спрашивавшего, но настоящим для зазывалы.
Я поискал в голове описание мужчины, сопровождавшего старика с бородавкой – магистра Безму – в «Дивных диковинах» и у Тривиаса Смита. Никто его не запомнил. Бородавка отвлекла внимание всех сторонних наблюдателей.
Я порылся в картинках, которые передал мне Покойник. Даже равнодушный свидетель может заметить нечто полезное.
Да. Кое-что они заметили. Но недостаточно. Точнее, достаточно, чтобы я начал подозревать, что этот персонаж не был тогда с Безмой.
– Иди на улицу и посмотри, не удастся ли напасть на их след, – велел он Ниэе. Судя по тону, он считал, что мы вряд ли ушли далеко. – Надень шляпу. Чтобы Алмаз тебя видел.
– Считаете их шпионами?
– Мы выясним это, если сможем.
– Конечно. Чем больше я думаю о том парне, тем более жутким он мне кажется. У него были волчьи глаза. Словно за дружелюбным глупцом скрывался кто-то, желающий причинять боль.
– Ты славишься своей проницательностью, Ниэя. За это мы тебя и держим. Возможно, ты прав. Мне следует задуматься, почему этот человек и его подруга интересовались магистром Безмой.
Ниэя хотел развить мысль. Его спутника это не интересовало.
– Надевай шляпу и выметайся, Ниэя.
– Э, да, сэр. Уже иду, сэр.
Он ни разу не назвал его по имени. А я так надеялся!
Ниэя прошаркал к тому месту, где встречал посетителей, достал желтую шляпу с обвисшими полями, такую яркую, что она, должно быть, светилась в темноте. Создавший подобную краску гений достоин восхищения. На несколько секунд я утратил интерес к окружающему миру, задумавшись над этим вопросом. Из чего ее получали? Как использовали?
Ниэя покинул собор.
Я не сомневался, что он быстро обнаружит Тару Чейн. Она не пыталась спрятаться. Вероятно, вернулась к той скамейке. А почему бы и нет?
Босс Ниэи расхаживал взад-вперед. Он оживленно беседовал сам с собой, но слишком тихо, и даже с моим усиленным слухом я мог разобрать лишь одно слово из пяти.
Кроме того, он говорил не на местном карентийском. Использовал либо литургический язык, либо какой-то иностранный. Возможно, первый. Слова казались смутно знакомыми.
В детстве отлично понимаешь, что, оказавшись в реальном мире, никогда не будешь пользоваться мертвыми языками или прочей религиозной тягомотиной.
Я терял терпение. Хотел выбраться наружу. Хотел убедиться, что Лунная Гниль не провалится в неожиданно глубокую задницу.
63
Пиво стало мощным стимулом выбраться из собора. Мне повезло: возле главного входа имелись туалеты. Изобретение связей с общественностью. Церковные магнаты могли кивать на это сияющее свидетельство собственной благотворительности и хлопать друг друга по спине. Любому дозволялось зайти внутрь и воспользоваться сортиром – совершенно бесплатно, хотя там стояла коробка для пожертвований, ярко-красная, в окружении святых, которые, занявшись религией, раздали свое состояние беднякам.
Правда, ничто не говорило о том, что святые обнищали ради неимущих, а не церкви. Профессионалы платят церковную десятину, потом отдают немного в строительный фонд, в фонд образования, в тот фонд и в этот и, наконец, в фонд сбора денег.
Какая доля содержимого коробки для подаяний попадала в карманы священников, а не истинно нуждающихся?
Итак, я на некоторое время составил компанию вони и мухам, после чего выскользнул из Четтери, вслед за человеком по имени Алмаз, получившим инструкции, которые я подслушал перед своим вынужденным броском в туалет.
Знал ли Ниэя, что на самом деле представляет собой Алмаз?
Он определенно не был простым приходским священником.
И не был одинок, что объясняло, почему он только сейчас спускался по ступеням, направляясь к Таре Чейн и скамейке, которую она делила с парнем в невероятно желтой шляпе.
Ниэю и Тару Чейн разделяли два фута. Ниэя сидел выпрямившись, положив руки на колени, глядя прямо перед собой, словно нашаливший маленький мальчик. Лунной Гнили хотелось поговорить. Ответы Ниэи ограничивались «Да, мадам» и «Нет, мадам».
Это выглядело бы забавно, если бы не Алмаз в компании троих несвященных священников.
Я держался сзади, из любопытства, а также оценивая эффект неожиданности. Как поступит Лунная Гниль?
Она заметила приближение недоброжелателей. И не сделала ничего, чтобы остановить Алмаза и его банду.
Каштанки с девочками поблизости не наблюдалось. Неужели они заскучали и отправились домой, на кладбище?
Я не столь удачлив.
На самом деле, сейчас пришло время удачливости совсем иного рода.
Алмазу не удалось раскрыть рот, потому что Лунная Гниль махнула пальцами и произнесла нечто, что расслышало мое чудесное ухо, но не смог обработать мой мозг. Четверо священников врезались в невидимую стену в десяти футах от скамейки.
