– Он оставляет дела на своего зятя, потому что надеется, что рано или поздно ответственность заставит его переоценить реальность. Полагаю, принимает желаемое за действительное. Девочка осталась. Она с Пенни. В этом ребенке есть нечто чрезвычайно странное.
– Это точно. В них обеих. Но те, кому что-то известно про Хагейкагомей, не желают делиться со мной информацией.
Тара Чейн пропустила мои слова мимо ушей.
– Как вы думаете, сколько ей лет? – спросила Паленая.
– Четырнадцать? Достаточно развита, но ростом не вышла. И очень, очень глупая. – Я постучал себя по голове.
– Я бы сказала, что ей десять, но не мне оценивать вторичные половые признаки человеческих самок. Пенни говорит, она постоянно рассказывает истории о том, как вам было хорошо вместе, когда она жила с вами. Действительно нелепые истории. Как вы гуляли, гонялись за белками, валялись вместе в кровати.
– Этого никогда не было. Я помню всех женщин и девочек, с которыми делил постель, даже если мы в ней просто спали. Например, мою кузину Хэтти. Тогда нам было по пять лет. Я никогда не спал с десятилетней. Никогда. И белки? Последний раз я видел белку, когда мне было как раз десять. Для них не осталось деревьев за пределами Ботанических садов. Дровяные воры вырубили все деревья, а голодные люди съели белок.
– Я знаю. Все это на вас не похоже. И Пенни говорит, что судя по рассказам Хагейкагомей, все это происходило, когда вам действительно было десять лет.
– Что? Нет. Но…
Но.
Я достаточно повидал, чтобы никогда не использовать слово «невозможно». Недалекая восторженная девочка, перескочившая во времени на несколько десятилетий? Маловероятно, но полностью отвергнуть эту идею я не мог. Иначе впоследствии мне обязательно придется об этом пожалеть.
Проблема заключалась в том, что до похорон в моей жизни не было никакой Хагейкагомей. Хотя я испытывал смутное ощущение, что это имя мне знакомо.
Волна печали захлестнула меня, и я чуть не расплакался.
– Вы что-то вспомнили?
– Нет. Просто подумал о Страфе. Наверное, позже я ее навещу.
87
Тара Чейн дернула за цепочку дверного колокольчика у двери Метательницы Теней. Изнутри раздался странный вскрик. Не дожидаясь ответа, Лунная Гниль открыла дверь и пригласила нас внутрь.
Когда мы перегруппировывались в фойе, появилась Машего.
– Мы надеялись, что вы сегодня заглянете, – сказала она. – Есть хорошие новости.
Я воздержался от комментариев. В данный момент из моего рта не могло вылететь ничего хорошего.
– И в чем же они заключаются? – поинтересовалась Тара Чейн.
– Хозяйка очнулась. Ночью.
– Великолепно.
– Однако она пока не пришла в себя окончательно. Она садится. Ест и пьет – и помногу, – но сбита с толку, и у нее проблемы с речью.
К нам присоединился Башир.
– Кажется, она не вполне уверена, кто она и где находится. И она не может говорить четко.
– Классический удар, – заметил я.
– Да. Доктор Тэд тоже так считает, с некоторыми оговорками.
– Оговорками?
– Он сказал, что имеются отклонения. И что они бывают всегда. Вам следует обсудить это с ним.
– Ясно.
Я покосился на Тару Чейн. Она выглядела вовсе не такой довольной, как могла бы. Однако по сравнению со своей сестрой Лунная Гниль фонтанировала позитивом. Для Маришки новости действительно были мрачные.
Паленой с Долларом Дэном сказать было нечего, да и, скорее всего, их это не слишком волновало. Подобно пылинкам в луче солнца, они мельтешили, непрерывно перемещались по отношению друг к другу и Маришке, постоянно проверяя свою способность противостоять любым ее пакостям.
Их ноздри, усы и уши дрожали и подергивались, дрожали и подергивались. Очевидно, следовало предположить, что имелись звуковые и обонятельные намеки на то, что вышеупомянутая Лунная Плесень собиралась предпринять что-то при первой же возможности.
Я повернулся к Маришке, наклонился, посмотрел ей в глаза с расстояния, на котором можно почувствовать вонь изо рта.
– Пробовать прямо сейчас – плохая идея.
Чем полностью выбил ее из колеи.
Оглядевшись, она поняла, что сбежать не удастся.
Словно по расписанию, снаружи донесся шум. На мгновение в ее глазах вспыхнула надежда, потом Маришка снова впала в отчаяние.
– Неужели? – сказала Лунная Гниль. – Ты об этом думала? Сейчас? В этих?..
Затем она поняла, почему ее сестра была готова пойти на глупый риск.
Мы находились в логове Метательницы Теней. Метательница Теней вернулась. Да, сейчас старая грымза в замешательстве, но как долго это продлится? Когда она вспомнит, что ее внучку убили прямо на Холме? Когда узнает, что Маришка Махткесс действовала заодно с Операторами?
Я бы тоже впал в отчаяние.
Но почему-то я думал, что Лунная Плесень не имеет отношения к смерти Страфы. Не сомневался, что, несмотря на связи Маришки с Операторами, об убийстве ей известно не больше, чем всем нам.
– Мне пришла в голову ужасная мысль, – сообщил я Паленой. Перехватил Барата, когда они с Кивенс вошли в фойе, переругиваясь, превосходно выбрав момент. – Это вы двое шумите?
– Что? – огрызнулся Барат.
Он пребывал в дурном настроении. А Кивенс – в еще более дурном. Новости Башира о пробуждении Метательницы Теней не улучшили ситуацию.
Я сказал, обращаясь ко всем, кто хотел слушать:
– Я только что понял, что, несмотря на все попытки помешать и навредить нам, Операторы ведут себя не так, как если бы стояли за случившимся со Страфой.
Я уперся в Маришку жестким, яростным взглядом, и она капитулировала.
– Он не имеет отношения к смерти Страфы. – «Он» – очевидно, ее дружок-священник. – Он очень расстроился. Ведь это исключило ее из состязания.
Мы с Лунной Плесенью смотрели друг на друга, окруженные тесной толпой.
– Он уверен, что его люди не виноваты, – продолжила она. – Было бы глупо убирать Поток Яростного Света еще до начала состязания.
Я тоже об этом подумал.
– Почему Страфу вообще выбрали, если обычно в турнире участвует молодежь?
Маришка уставилась на меня так, словно Смертный компаньон семьи Альгарда оказался на удивление тупым. Показала на Барата и, украдкой, на Кивенс.
О. У них не было таланта.
Лунная Плесень на этом не остановилась и озвучила мысль:
– Поток Яростного Света была Бегущей По Ветру, и не только. Она представляла собой обширное вместилище силы и таланта. Она так и не узнала всех своих способностей. Ее они не слишком интересовали.
