Отказ иудеев от этой формы поклонения, которая снова и снова искушала колена Израилевы, их политическая борьба и конкуренция с более древней религией и, как следствие, враждебное отношение к традиции священной проституции — все это объясняет тот ужас и отвращение, с которым в Пятикнижии говорится о неограниченной женской сексуальности и особенно о «блуде». То, что прежде считалось божественным и священным, иудеи стали воспринимать как нечто отвратительное.
Поклонение священной вагине и женской сексуальности сохранилось в качестве метафоры для обозначения божественного в дохристианской Европе. В Ирландии даже и в раннюю христианскую эпоху каменщики вырезали на наружных стенах зданий изображения Шила-на-гиг. Эти скульптуры обнаженных женщин с разведенными ногами, руками раскрывающих половые губы, представляют «священных ведьм» кельтской мифологии и, как мы знаем, символизируют лиминальность [8]. Некоторые историки архитектуры считают, что даже остроконечные каменные складки, обрамляющие входы в европейские средневековые соборы, отсылают нас к вагинальным образам, пришедшим из дохристианской традиции. (И в самом деле, когда я однажды бродила по священному острову Ионы на шотландских Гебридах, я была просто поражена, когда увидела на наружной стене древнего монастыря вырезанные в камне большие и изящные половые губы.)
Но богини секса несли не только свет и радость: каждая культура, поклонявшаяся богине, наделяла ее не только созидательной силой, но и темной, потенциально разрушительной. Во многих культурах есть миф о «зубастой вагине», влагалище с зубами. Древнегреческий поэт Гесиод в своей поэме «Теогония» описывает нерожденного бога Кроноса, который тянется из чрева матери, чтобы кастрировать своего отца Урана. В индуистской мифологии у демона Ади, принявшего облик богини Парвати, есть зубы в вагине. Эрих Нойманн в своем исследовании культа поклонения богине «Великая мать»
[7]
обнаруживает мотив зубастой вагины и в мифологии индейцев Северной Америки, в которой описывается «плотоядная рыба, обитающая в вагине Ужасной матери» [9]. В мифологии эскимосов также есть женщины с собачьими головами в том месте, где должна располагаться вагина. Архетипические ассоциации (как правило, мужские) вагины со ртом сделали «влагалище с зубами» универсальным и вневременным символом мужского страха быть захваченным и уничтоженным грозной Матерью. Этот символ настолько универсален, что Зигмунд Фрейд описал его в своих «Трех очерках по теории сексуальности» [10]. Однако я не считаю, что эти универсальные представления о зубастой вагине свидетельствуют о неприязненном отношении человечества к этому органу. Скорее, они являются свидетельством необходимости баланса в почитании животворящей силы женщин. Обращаясь к неизбежной темной стороне богини, человечество признает, что разрушение является оборотной стороной созидания. Матка, родовые пути — это ворота в бытие, но человек смертен, и потому рождение означает и неминуемую гибель.
ВАГИНА СТАНОВИТСЯ НЕЧЕСТИВОЙ
В греческих мифах и сказаниях о женском Эросе и желании еще встречались описания силы и соблазнительности, связанные с богинями прошлого, однако подчиненное положение женщин закрепилось при создании первых греческих городов-государств. Некоторые элементы древний символики богини уцелели в классический период, например в «Метаморфозах» Овидия, в истории про Кадма и Аретузу, где Аретуза превращается в змею, которая подразумевает вульву, а мужчина — в фонтан, представляющий пенис. Еще одна история из древнегреческой мифологии, которая перекликается с символикой вагины из древнего культа богини, — это эпизод, в котором Баубо поднимает юбку и показывает свою вульву богине Деметре, потерявшей дочь Персефону, тем самым возвращая богине хорошее расположение духа и заставляя ее вновь рассмеяться. Со смехом богини природа вновь оживает, земле возвращается плодородие.
Ни один историк не смог убедительно объяснить, как случилось так, что при переходе от ранних цивилизаций к периоду античности женщины утратили свой привилегированный статус. Во времена Платона (427–347 гг. до н. э.) совершенный сексуальный союз рассматривался как союз между мужчиной и мальчиком. Жены нужны были древним грекам только для продления рода. Удовольствие стало уделом узкого круга женщин — гетер, или куртизанок, жены же жили в достатке за стенами частных домов, скованные с юридической точки зрения узами брака. Исключением была лишь поэтесса Сапфо с острова Лесбос, воспевавшая женский эротизм и подарившая нам первые яркие метафоры женского возбуждения и оргазма в западной поэтической традиции.
Даже сама природа женского желания в классический период стала оспариваться. Если Гиппократ (предположительно 460–370 гг. до н. э.) считал, что достижение оргазма необходимо как мужчинам, так и женщинам— и те и другие «выбрасывают семя» для зачатия, то Аристотель (384–322 г. до н. э.) придерживался уже другого мнения: для того чтобы зачать ребенка, женщинам совершенно не обязательно возбуждаться.
Римский врач Гален (129 — ок. 200 г. н. э.) считал, что влагалище — это изнанка пениса. (Он также рекомендовал одиноким женщинам мастурбировать для сохранения здоровья.) Томас Лакер
[8]
так описывает взгляды Галена: «Женщины… вывернуты наизнанку и, следовательно, менее совершенны, чем мужчины. Они имеют точно такие же органы, как и мужчины, но эти органы расположены в самых неподходящих местах» [11].
После того как в Средние века Гален был открыт заново, его воззрения вновь обрели популярность на несколько столетий. А греки придерживались концепции плавающей матки: они считали, что этот орган способен перемещаться по телу женщины и что женские неврологические расстройства и другие болезни вызываются возбуждением матки. Эти убеждения затем разделили и римляне (корень термина hysteria — hyster — происходит от греческого слова «матка»).
ИУДЕЙСКО-ХРИСТИАНСКАЯ ВАГИНА: ЭВОЛЮЦИЯ ГРЕХА
Женщина неполноценна и скверна.
— Фома Аквинский. Сумма теологии
Ветхий Завет активно осуждает «блуд» храмовых проституток, жриц политеистических религий, которые были распространены в Западной Азии, но, как мы видим, вагина почти никогда не упоминается там открыто, разве что с помощью эвфемизмов. Однако в нем есть отрывки, в которых красноречиво описывается женское сексуальное желание. Песнь Песней содержит много тонких метафор женского возбуждения и оргазма. В иудейской традиции разум не противопоставлялся телу и секс в рамках супружеских отношений все еще оставался священным: согласно раввинским экзегезам, набожный человек должен был сексуально удовлетворять свою жену минимум раз в неделю — в зависимости от рода его занятий.
Но в I в. н. э. апостол Павел, эллинизированный иудей, привнес в иудейско-христианскую и языческо-христианскую культуру по всему Средиземноморью концепцию эллинизма, которая утверждала, что ум и тело находятся в состоянии войны друг с другом. Его писание кодифицировало и закрепило на следующие два тысячелетия представление о том, что сексуальность — это стыдно и неправильно, а необузданная женская сексуальность, пусть даже в браке, особенно постыдна и греховна. По ходу становления церкви в Европе и подъема Священной Римской империи учение Павла стало синонимом христианства, а христианство — синонимом западной культуры в целом.
