Однако 1970-е ознаменовались и многочисленными попытками феминисток рассматривать вагину в ее совокупности, то есть влагалище, половые губы и клитор. Жермен Грир, прославившаяся своим яростным манифестом «Женщина-евнух» (The Female Eunuch) (1970), не сомневалась в неразрывной связи вагины со свободой. Она посвятила целую главу своей книги «Нижнее белье сумасшедшей» [24], впервые опубликованной в 1986 г., политике женской сексуальности, о которой писала в 1970 г. Речь там идет о вагине и политике ее унижения. А в эссе для Suck Magazine Грир призывала: «Дамы, любите свою вагину!»
В том же ключевом для феминизма десятилетии напористые и стремящиеся к самоопределению феминистские вагины дебютировали в литературе. В1973 г. Эрика Джонг опубликовала свой «Страх полета»
[17]
, прославившись выражением, которое, как она шутит, будет написано на ее надгробии: «спонтанный трах». В своем романе она утверждает, что именно это — мечта каждой освобожденной женщины: горячий секс без эмоциональных барьеров и «багажа». Героиня Джонг Исидора Винг связывает пробуждение своей вагины с творческим пробуждением и своим становлением в качестве хозяйки собственной жизни, а не пассивной спутницы разных мужчин. Роман Джонг был опубликован в 14 странах. Своей невероятной популярностью он обязан именно тому, что стал первым женским романом, который провел параллель между сексуальным пробуждением женщины и ее психологическим и творческим взлетом. Доктор Винг, муж Исидоры, которому она изменяет с более чувственными любовниками, никогда, как мы понимаем, не сможет пробудить скрытый в ней потенциал писателя и авантюристки. В финальной сцене книги Исидора, теперь полностью погруженная в свой собственный сексуальный и творческий опыт, рассматривает светлые волосы на своем лобке лежа в ванне, и это служит тропом для обозначения связи вагины и воображения: «Я плескалась в глубокой ванне, чувствуя, что что-то не так, что-то показалось мне странным… Я посмотрела вниз, на свое тело. То же самое. Розовое V бедер, треугольник вьющихся волос, веревочка от тампона, закинутая в воду словно для рыбалки, как у героя Хемингуэя, белый живот, наполовину погруженная в воду грудь… красивое тело. Мое. Я решила это запомнить. Я обняла себя. Это был мой страх, который пропал… что бы ни случилось, я знала, что я это переживу. Я знала, что прежде всего я буду продолжать работать…» [25].
Освобожденная, настроенная на творчество героиня рассматривает свое тело и вагину и думает о приверженности своему творчеству. Эта сцена — метафора сексуального пробуждения, которое является творческим в той же степени, что и физиологическим, и связано как с чувствами, так и с разумом.
Что касается изобразительного искусства, то в 1974 г. Джуди Чикаго провезла по музеям США выставку своей художественной композиции «Званый ужин». Чикаго изобразила 39 вошедших в историю женщин, мифических и реальных, в виде бабочек, напоминающих вагины, которые лежат на тарелках. Эти тарелки были расставлены на треугольном обеденном столе, а треугольник является архетипическим символом женского начала. Для Джуди Чикаго образ «бабочки-вагины» — это троп женского творчества. Предполагалось, что разные изображения вагин должны были передать индивидуальность и характер каждой из женщин и представить ее деяния. В 1979 г. Чикаго издала еще и сборник фотографий этих тарелок. И выставка, и книга произвели в свое время настоящий фурор, вызвав шквал резких критических рецензий. Однако мало что могло бы передать связь вагины и творческого потенциала более точно и тонко, чем эти гипотетические вагины Мэри Уолстон-крафт и Эмили Дикинсон, даже если эта связь по-прежнему улавливалась лишь интуитивно.
Таким образом, для вагины, а значит, и для женщин, это было в целом довольно удачное десятилетие. В конце 1970-х гг. журнал Redbook опубликовал результаты опроса, которые свидетельствовали о том, что 70 % опрошенных женщин были, по их словам, «удовлетворены своим браком в сексуальном плане», 90 % сообщили о том, что принимают активное участие в сексе по крайней мере в половине случаев, и часто отвечали «всегда», а 64 % заявили, что регулярно достигают оргазма во время занятий любовью. Кроме того, большинство опрошенных сказали, что они часто сами инициируют занятия сексом и могут откровенно говорить с партнерами о своих сексуальных потребностях. (В последующие десятилетия «сексуальной революции» и распространения порнографии число женщин, которые достигают оргазма во время любовных ласк, не увеличилось, а число тех, кто может откровенно обсуждать свои сексуальные потребности с мужчинами-партнерами, даже сократилось [26].)
Задавшись целью вернуть вагине былое значение, феминистское движение не ограничилось литературой, живописью и публицистикой. Рынок также с энтузиазмом отреагировал на новые веяния, например появлением ориентированной на женщин эротики, такой как продукция Vive Productions. Эта компания снимала более романтичные и эмоциональные, с медленным развитием сюжета порнофильмы для женщин — жанр, который вскоре почти исчез, так как женщины приспособились к мастурбации под обычное порно. Кроме того, возникли ориентированные на женщин магазины секс-игрушек, например Babeland в Нью-Йорке или Good Vibrations в Сан-Франциско. (Менеджер бруклинского филиала Babeland, который раньше назывался Babes in Toyland, сообщила, что в настоящее время постоянно разрабатываются новые продукты для сексуальных игр, призванные стимулировать точку G и вызывать женскую эякуляцию, и что акции компаний взлетают все выше и выше. Я спросила, с чем связана эта тенденция. Оказалось, дело в том, что порнография начала фокусироваться на женской эякуляции, побуждая женщин изучать стимулирование их точек G.)
Однако можно заметить существенные различия между тем, как происходило возвращение женской сексуальности в 1970-е гг. и в начале XX в. Лои Фуллер, Эдна Сент-Винсент Миллей, Джорджия О'Кифф и Эдит Уортон писали, рисовали и танцевали, преподнося свое творчество как возможность рассказать правду о чувственном мире женщины, но в том, что они делали, сексуальное желание не было отделено от полета, вдохновения и радости в других сферах жизни. А после 1970-х гг. возвращение женской сексуальности, напротив, пошло сугубо механистическим путем. Здесь речь идет не о духовности, и уровень восприятия сильно снижается — здесь речь идет о том, что и каким образом вибрирует. Как я полагаю, наше восприятие исказилось под влиянием таких экспертов, как Мастерс и Джонсон, которые ограничивают женскую и мужскую сексуальность понятием «просто плоть», и под давлением порноиндустрии, которая бурно расцвела во времена сексуальной революции.
Историк секса Стивен Сейдмен отмечает, что в 1960-1970-е гг. в оборот вошло понятие «развлечение» (а не только удовольствие) как важная составляющая сексуальной жизни [27]. Особенно часто это слово встречалось в пособиях по сексу. Сейдмен приводит цитаты из книг Дэвида Рубена «Все, что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить» (1969), Алекса Комфорта «Радость секса» и из «Чувственного мужчины» (The Sensious Man)
[18]
(1971), которые представляют секс по обоюдному согласию как «игру для взрослых». Все сексуальные практики, включая бичевание, жесткий секс и фетишизм, пишет Сейд-мен, в настоящее время рассматриваются как одинаково ценные, и любые фантазии, какими бы «дикими или кровавыми» они ни были, должны быть оценены и изучены. Это, конечно, принципиально иной взгляд по сравнению со взглядом эпохи Возрождения и ее воротами в рай или ад, или представлениями викторианской эпохи, когда секс воспринимался как исполнение женщинами тяжкого долга, или с концепцией соединения с Божественным началом, как предполагает эстетика секса трансценденталистов. «Эту сексуальную этику можно было бы назвать либертарианской», — заключает Сейдмен.
