Все в Майке было необычно. Он поцеловал меня еще до того, как мы сходили на первое свидание. Мы ехали в лифте на первый этаж, чтобы пообедать вместе, и неожиданно он мягко притянул меня к себе. Этот поцелуй был самым чувственным поцелуем из всех, что у меня были. Он был нежным и сексуальным. Майкл не допускал полутонов.
Он все делал страстно, и этот поцелуй не был исключением..
С Майклом я расцвела. Я отрастила волосы, в моем гардеробе появилась новая сексуальная одежда, одобренная Майклом. Он дал мне список книг, и я внезапно обнаружила, что совсем не глупа, что у меня есть литературное чутье, которое не мог пробудить никто из моих учителей. Мы пробовали марихуану и галлюциногенные наркотики.
В сексуальном плане я сделала еще больше открытий. Я впервые попробовала оральный секс и испытала свой первый оргазм во время соития. И не менее важным было то, что я впервые занималась сексом при свете и говорила о том, что мне нравится, а что нет. Это было время открывшихся передо мной возможностей, и мы собирались окунуться в них рука об руку..
Майкл поднимал на смех половину из того, чему меня учили о сексе. «Бред», — смеялся он, когда я рассказывала о запрете на мастурбацию и других католических догматах, которые заменяли нам половое воспитание. «Это просто способ контроля. Они контролируют тебя с помощью стыда и страха», — заявлял он. Он, казалось, даже сердился на меня за то, что я поддаюсь влиянию опасных и ложных сведений.
Может быть, проблема действительно была не во мне, а в морали?.
Впервые в жизни у меня была возможность вести откровенные разговоры о сексе, лишенные какого бы то ни было осуждения. Майкл оценивал секс с точки зрения светского, нерелигиозного человека, и это было новым для меня. Теперь я могла не только подвергнуть сомнению то, чему меня учили, но и познавать противоположные идеи, которые были созвучны тому, что чувствовала я.
Однажды ночью, когда прошло уже довольно много времени с тех пор, как я призналась во всех своих сексуальных переживаниях, я рассказала Майклу про свою последнюю исповедь..
— Идиотизм, — фыркнул он. — Почему они там все так зациклились на девственности? В этом нет никакой логики.
Я рассказала о своей вере в то, что Бог наблюдает, как я раз за разом умышленно нарушаю правила, и описала свой страх перед тем, что после моей смерти он воздаст мне за все. Майкл высмеял мои страхи. Ведь он, в конце концов, не был католиком. Он был евреем. В то время я понятия не имела, что же это на самом деле означает.
Но я видела, что Бога он не представляет себе в качестве жестокого школьного учителя, как это делала я..
Прошло всего несколько недель с тех пор, как мы с Майклом начали встречаться, но разные адреса у нас были уже только на бумаге. Мне было девятнадцать, я снимала квартиру в Бостоне с двумя другими девушками, но большую часть ночей я проводила у Майкла. Мои родители знали о существовании Майкла, и между нами существовало некое негласное соглашение, которое заставляло их избегать вопросов о том, спим ли мы вместе или нет.
Они не спрашивали, а я не рассказывала..
Однажды рано утром, когда я была у Майкла, зазвонил телефон. Мой будильник должен был прозвенеть только через час, и я решила не отвечать, но когда раздался пятый звонок, стало очевидным, что человек на другом конце провода не собирался сдаваться. Майкл накрыл голову подушкой. Едва проснувшись, я сняла трубку..
— Нам нужно поговорить, — раздался голос моего отца.
— Папа?
— Приезжай домой на выходные.
— Откуда у тебя этот номер?
— Он есть в телефонной книге. Ты должна приехать домой в выходные. Нам нужно поговорить.
У меня упало сердце, когда я поняла, что срок негласного соглашения внезапно истек. Сидя в автобусе по дороге домой, я испытывала те же ощущения, что и каждую субботу по пути в исповедальню. Мне пришлось взять себя в руки, прежде чем я открыла входную дверь.
— Поговорим в гостиной, — произнес отец.
Я понимала, что ничего хорошего этот разговор не предвещает. Его слова привели меня в смятение.
— Ты, очевидно, уже далеко не Дева Мария. Я знаю, чем ты там занимаешься со своим бойфрендом.
У меня застрял комок в горле. Как будто мне дали пощечину. Но худшее было впереди.
— Тебе, видимо, придется выйти за него замуж, потому что ни один приличный человек не примет тебя в свой дом.
Я начала плакать. Я не могла произнести ни слова. В глазах моего отца я была порченым товаром.
В ту ночь мы с Майклом говорили несколько часов подряд. Меня снова с прежней силой охватили стыд и чувство вины. Сначала священник говорит мне, что я из тех, кто портит жизнь юношам, а теперь это… Мне казалось, что осуждения не избежать, даже если до сих пор мне удавалось обманываться на этот счет. Когда я рассказала Майклу о разговоре с отцом, его ответ был предсказуемо обнадеживающим: «Твой отец живет в каменном веке.
Приличным людям все равно, девственница ты или нет»..
Я снова пыталась объяснить, как церковь заставила меня отвернуться от себя, как внушила мне, что я должна испытывать стыд только от того, что хочу узнать больше о сексе. Когда я наконец закончила говорить, то, что он сказал мне, было так понятно и так просто, что я до сих пор повторяю про себя эти слова: «Если Бог не способен сострадать, то такого Бога не существует».
Хотя я никогда раньше не задумывалась о сострадании, которое испытывает Бог, в тот момент поняла, что если он на это не способен, то и я не в силах в него верить..
Глава 7
Когда наступает подходящее время, чтобы лишиться девственности. Я не могу ответить на этот вопрос. В глазах официальной церкви и моих родителей такое время наступает только после того, как ты произнесла: «Я согласна». В четырнадцать лет, занимаясь сексом с Биллом впервые, я испытывала мучительное чувство вины.
Марку О’Брайену казалось, что стыдно оставаться девственником в тридцать шесть..
Какой возраст подходит для этого лучше всего. Сомневаюсь, что целая армия профессионалов сможет найти ответ на этот вопрос. Но я все-таки убеждена, что один из моих клиентов, который потерял девственность с моей помощью в 2005 году, сделал это на несколько десятилетий позже того возраста, который нам кажется приемлемым для того, чтобы впервые испытать секс..
— Семьдесят? — переспросила я Кэрол, психотерапевта, она иногда направляла пациентов ко мне.
— Семьдесят. Он недавно отпраздновал день рождения, — ответила она.
Кэрол улыбнулась и сделала глоток кофе. Мы сидели в кафе недалеко от ее офиса, и она рассказывала мне о Ларри. К тому времени я уже примерно три десятка лет была суррогатным партнером, и мне далеко не в первый раз приходилось работать с теми, кому за семьдесят. Меня удивил не его возраст, а проблема, с которой он столкнулся: Ларри был семидесятилетним девственником..
