Я почти жалела его, но не намерена была отступать.
— Шерил, я не хотел этого говорить. Я просто хотел тебя задеть.
— Каждый, кто позволит себе так говорить со мной… говорить мне такое после всех лет, которые мы прожили вместе… Я не могу оставаться с тобой, Майкл.
Я выглянула из окна, которое выходило на задний двор, и увидела домик, стоявший на нашем куске земли. Мы купили его вместе с домом в 1978 году. Теперь вопрос был только в том, как быстро Майкл сможет туда переехать. За одну неделю он собрал все свои пластинки, книги, одежду и сбежал на задний двор.
* * *
В апреле 1993 года мы с Майклом уже почти год жили как соседи, и между нами установилось что-то вроде дружбы. Боб оставался у меня несколько ночей в неделю, а Андреа время от времени жила у Майкла. Когда приезжали Джессика и Эрик, мы все собирались в доме, который я теперь считала безраздельно принадлежащим мне, и готовили ужин, смотрели фильмы или просто проводили время за разговорами.
Добившись определенной дистанции, я смогла увидеть то, чего не видела раньше. Майкл привносил в наш брак свои собственные проблемы. Теперь мне уже не казалось, что он не любит меня, потому что я недостаточно хороша. Вместо этого я поняла, что он тоже постоянно вынужден был бороться с собственными страхами.
Я не уверена, что он вообще смог бы полюбить женщину. Это помогло мне проникнуться сочувствием к нему и справиться с раздражением, чтобы на месте наших прошлых отношений могла возникнуть дружба..
В силу финансовых обстоятельств Майкл продолжать жить у меня на заднем дворе. Когда судья спросил, не собираюсь ли я подавать заявление на алименты, мне стало смешно. «Хорошо бы он не пришел за алиментами ко мне», — подумала я. Он не пришел, и когда оказалось, что кое-какое имущество нужно все-таки поделить, выяснилось, что я являлась основным добытчиком в семье, и он не запросил многого.
Если нам предстояло быть соседями, нужно было ради детей и ради нашего собственного благополучия постараться не ссориться..
Все шло прекрасно, за исключением постоянной боли в желудке. Сначала я приписывала это стрессу. Иногда боль становилась настолько сильной, что я не могла есть. Я сбросила несколько килограммов и, хотя чувствовала себя ужасно, наконец-то приблизилась к идеалу фигуры, о котором мечтала все эти годы. «Если бы мне только удалось соблюдать диету, к которой меня вынудила боль, когда она утихнет, мне удастся встретить мой пятый десяток стройной», — думала я.
Проблема была в том, что боль не утихала. Я не могла спать, не могла работать. В июле 1993 года, после одного особенно тяжелого дня, когда я не могла встать с постели и едва сделала пару глотков воды, я позвонила врачу и сказала, что он должен принять меня немедленно..
— Похоже на воспаление дивертикула, — сказала доктор Сандерс, которая в то время была на седьмом месяце беременности. Она выписала антибиотики и сказала, что, если улучшений не будет, она даст мне направление к гастроэнтерологу.
Неделю спустя я все еще испытывала сильнейшие боли и снова позвонила доктору Сандерс. Она ушла в декретный отпуск, но ее медсестра дала мне номер доктора Джедсона, гастроэнтеролога, к которому, к счастью, мне удалось попасть на прием в тот же день.
Доктор Джедсон разговаривал так мягко и спокойно, что моя тревога немедленно улеглась. Лекарства, которые я принимала, так мало помогли, что я уже не была уверена в диагнозе. «Ему-то точно удастся выяснить, что со мной происходит», — с облегчением подумала я. После осмотра он объявил, что мне нужно будет сделать компьютерную томографию — следующим же утром.
Я, конечно, хотела выяснить, что со мной происходит, но события развивались как-то слишком быстро. Кажется, обычно требуется хотя бы один день, чтобы заполнить бумаги и так далее. Стоило ли начинать беспокоиться. Я спросила доктора Джедсона, где мне нужно записаться на томографию, и он сказал, что записал меня сам.
Теперь я была по-настоящему взволнована. Кажется, они собираются принимать особые меры, а это был не тот случай, когда я хотела быть особенной..
Я позвонила Бобу, который немедленно отпросился с работы. Я позвонила и Майклу тоже, и он сразу же вызвался нас сопровождать. Он искренне беспокоился обо мне. После всего, через что нам пришлось пройти, мы с Майклом по-прежнему были привязаны друг к другу, и, должна признать, я хотела, чтобы он был рядом.
Мне нужна была поддержка, и Майкл готов был стать если не хорошим мужем, то по крайней мере верным другом..
На следующее утро мы втроем приехали в лабораторию в центре Беркли. Я оставила Майкла с Бобом поболтать в приемной, а сама прошла в сопровождении медсестры в просторную комнату, где располагался томограф, формой напоминающий пончик.
Я легла в желоб, высовывающийся из аппарата. Техник сказал, что я должна буду задержать дыхание, когда загорится зеленая лампочка. Я услышала звук, похожий на шум пылесоса в соседней комнате, и медленно заскользила в туннель аппарата. Зажглась зеленая лампочка, и я задержала дыхание. Несколько таинственных щелчков, и лампочка погасла.
Через минуту вновь — лампочка и щелчки. Так повторилось пять или шесть раз..
Я вернулась в приемную и села между Майклом и Бобом. Если бы я так не волновалась в ожидании того, что может обнаружить томография, мне бы, наверное, стоило подумать о том, как объяснить врачу, кто эти двое сопровождающих меня мужчин. Мне стало смешно, когда я представила, как называю Боба своим будущим супругом (ведь наша свадьба в Рино не считается), а Майкла — будущим экс-супругом.
Всего через несколько минут я узнаю, что за боль преследовала меня последние два месяца. Я боялась ответа, но мне хотелось наконец избавиться от нее и вернуться к нормальной жизни..
«Как будто у меня туча в животе», — подумала я, когда мы втроем посмотрели на рентгеновский снимок моего желудка, который висел перед нами в кабинете врача.
— Видите серое? — спросил врач. — Это ваша лимфатическая система. У вас лимфома. Все это опухоли.
Я слышала, что он сказал, но никак не могла это осознать. Лимфома — это рак. А разве у меня может быть рак. Я посмотрела на Боба, потом на Майкла. Такими серьезными я их еще никогда не видела. Доктор взял листок и написал на нем имя и номер телефона врача-онколога. Он протянул его мне, но я не пошевелилась.
Наконец листок взял Боб. Мы в молчании шли к машине. Боб открыл мне дверь и усадил на пассажирское кресло. Боб обычно никогда этого не делал. И внезапно я поняла, насколько серьезно мое положение..
* * *
Доктор Реснер, онколог, был худощав и предупредителен. У него были чуть тронутые сединой волосы на висках и мелодичный голос. Он объяснил, что опухоли у меня начинаются чуть ниже сердца и заканчиваются в паху. Я испытывала боль и не могла есть оттого, что желудок и большая часть органов была окружена опухолями.
Он должен был сделать анализ крови и несколько других анализов, чтобы определиться с тем, как мы будем действовать. Для начала с помощью биопсии мне должны были удалить некоторые вздувшиеся лимфатические узлы. Это покажет, какая именно у меня разновидность лимфомы. За этим последует анализ ткани костного мозга, а когда у него на руках будут результаты, мы соберемся снова..
