Таня подавала нам на стол еду, потом отходила в сторону и объявляла: «А таперь я пакушаю.»
Также она утверждала, что если потереть колено рукой и понюхать ладонь, то она будет пахнуть смертью. Я тёр себе колено, но никакого запаха не чувствовал, что, по-видимому, свидетельствовало о незаметности всегда стоящей рядом смерти.
Попугайничанье
Когда мне было лет 12, мой папа и дедушка, который был весьма деловитым, решили разводить волнистых попугайчиков. Тогда эти пернатые были в цене и оказалось, что их можно разводить и продавать в зоомагазин за хорошие деньги. У нас была трёхкомнатная квартира, что считалось роскошью: родительская спальня, гостиная и спальня дедушки с бабушкой, где спал и я. В этой-то комнате вскоре и появилась большая клетка. В ней было штук двадцать отделений для каждой пары птиц, позади каждого отделения был приделан попугайный скворечник, в котором самка откладывала яйца и выращивала птенцов. Поверх клетки установили лампы дневного света, а когда наступал вечер, свет выключался, на клетку накидывалась большая тряпка и птицы исправно засыпали. Среди ночи какой-нибудь попугайчик во сне шумно сваливался с жердочки и будил всех остальных. Начиналось хлопание крыльев, которое меня будило, но через некоторое время я привык и даже перестал просыпаться.
Разумеется, весь день в комнате стоял шум, вонь, несколько раз в день приходилось подсыпать просо пернатым, наливать воды и чистить клетки. Я научился распознавать самцов, у которых над клювом была голубая кожа, а у самок – серая. Но имелись и более наглядные методы определения пола у попугайчиков: они еблись без устали ежедневно и многократно. Так я получал основы сексуального образования. Родители и дедушка с бабушкой делали вид, что не ведали о моей птичьей школе жизни. Но птичья ебля была главным аттракционом, когда к нам приходили гости. Они собирались у клетки и краснея, хихикали, шептались и оглядывались на меня. Женщины не собирались, только мужчины. Женщины и так всё знали. Но не хотели этого показывать мужчинам, которые считали, что об этом знать должны только они.
А любоваться было чем. Всё происходило перед самыми глазами и поэтому совокупления можно было рассмотреть в деталях. А именно: я видел, как самец вскакивал на самку, которая семенила перед ним на жёрдочке, прогнув спинку, и как хуёк, сплющенный в горизонтальной плоскости, точно и сразу находил горизонтальную щель самки. Самец активно двигался секунд двадцать, особенно активизируясь к концу, и затем соскакивал с любовницы, потеряв к ней интерес. А самка ещё оставалась некоторое время в том же положении с прогнутой спинкой и видно было, как её горизонтальная щель сжималась в последних спазмах.
Стоило молоденькой самочке выскочить из гнезда и впервые сесть на жердочку, как папашка сразу начинал оприходовать дочку. Мамаша сидела рядом и ждала своей очереди.
Такая активная сексуальная деятельность попугайчиков обеспечивала нам существенную добавку к нашему скромному бюджету. Но через год произошло насыщение рынка и попугаев пришлось распродать вместе с клеткой, но зато я получил от попугаев хорошее сексуальное образование. Всё, что оставалось мне, человеку – это попугайничать, чем я вскоре и стал заниматься. Я обратил внимание, что ухаживание самца попугая за самкой было сведено к минимуму – к поцелую, который сопровождался переправкой проглоченных зёрен в клюв своей партнёрше. То есть поцелуй, объединённый с кормлением. После этого самка с готовностью прогибала спинку для самца.
Я тоже после поцелуя и лёгкой кормёжки самки стал требовать раздвигания ног, а чтобы избежать соблазна кровосмешения, не завёл детей.
Так и в будущем я не раз убеждался, что во многих случаях лучше учиться жизни у животных и птиц, чем у людей.
Неживая природа
Когда я был в первом классе, я увидел у моей двоюродной сестры, что была старше меня лет на пять, учебник под названием «Неживая природа». На обложке были изображены окаменелые деревья, отпечатки древних папоротников – они вызывали во мне взрослую грусть о непрожитом прошлом. В названии «Неживая природа» мне слышалось и устрашение, и противоречие – я был уверен, что природа не может быть неживой.
Мой протест был каким-то образом учтён, и в программе моего школьного обучения этого учебника уже не было.
Ускользнувшее богатство
Мы жили на даче в Зеленогорске, и мне тогда было лет пять. Родители часто гуляли по дороге, шедшей вдоль залива, вместе с женатой парой, что соседствовала с нами. Меня они часто брали с собой. Вдоль дороги стояли фонарные столбы. Однажды сосед пошёл вперёд, остановился у столба и позвал меня. Я подбежал, а он мне говорит:
– Посмотри внимательно вокруг столба, тут когда-то была автобусная остановка, люди стояли и могли выронить мелочь.
Я стал обходить столб и сразу увидел несколько монет.
– Нашёл! – закричал я.
– Вот и здорово, – сказал сосед поощрительно – клади в карман.
И он заспешил к следующему столбу, у которого, как оказалось, тоже была когда-то остановка автобуса.
Так я подбегал к каждому столбу и обнаруживал под ним несколько монет. Неудивительно, что к концу гуляния у меня был полный карман денег.
Счастливый от найденного богатства, я, придя домой, аккуратно сложил штанишки с полным карманом мелочи и положил на стул, чтобы она не высыпалась. Утром я потянулся к штанишкам, но они были очень лёгкие и карман был пустой.
Пришла мама и сказала, что деньги пришлось отдать соседу.
И тут я понял, что мои интуитивные сомнения в том, что у каждого фонарного столба была автобусная остановка с потерянными монетами, которые никто не нашёл до меня, оказались оправданными. Но, кладя монеты в карман, я легко отметал все подозрения.
Так мне был преподан урок, что с деньгами можно пренебрегать подозрениями, а без денег подозрения становятся реальностью.
Рассасывание
Зеленогорск. Дача. Мне 12 лет. Там, где дачный участок граничит с лесом, хозяин воздвиг теннисный стол из плохо пригнанных досок. Соседские ребята приходят сюда играть. Я только что пришёл после завтрака и жду своей очереди. А пока мой знакомый, которому 14 лет и от этого он мне кажется несоизмеримо взрослым, демонстрирует свой свежестриженный затылок. Это оказывается новая модельная стрижка «Под Канадку», и стоит она в парикмахерской целых три рубля, тогда как моя «под польку» стоила лишь рубль пятьдесят. Я рассматриваю, в чём же разница – оказывается, на затылке остаётся больше волос, и они не стригутся «на нет», а останавливают их у шеи прямой волосатой линией. Я ужасно хочу тоже так стричься, но знаю, что это очень дорого и что родители мне не разрешат.
Подходит моя очередь играть в настольный теннис. Мой противник – восемнадцатилетний высокий хулиган, все его зовут Курчавый. Он только что выиграл очередную партию. Курчавый обращается ко мне:
– Ну что, клиент, рассосём партейку в теннисоид?
