Вот она, великая дилемма моногамии в полный рост. Саша не хотела делать выбор между безопасностью и страстью .
Это экзистенциальное затруднение представляет собой высший вид сделки — мысль о жизни без любого из этих двух условий вызывает парализующий страх. Многие люди предпочитают отказаться от страсти — или, пытаясь реализовать собственную жизненную силу, ищут ее где-то за пределами своих основных отношений. Однако я не была уверена, что такая дилемма существует в реальности . Может быть, это ложный выбор.
* * *
Всего двумя годами раньше я писала диссертацию по этой теме — о низком либидо у женщин. Проводя обзор тематических исследований, я обнаружила, что снижение сексуального желания считается эпидемическим явлением среди женщин и, что еще более меня удивило, одной из немногих сексуальных проблем, от которых нет ни одного эффективного метода лечения.
Передо мной в то время эта проблема не стояла; в сущности, мне трудно было даже идентифицироваться с собственным предметом изучения. Меня захлестывала эйфория только-только начавшегося романа с Рами. Неизбежная гибель сексуального желания, разговоры о которой я слышала от других людей, казалась мне чем-то вроде ада для души. Я не могла согласиться с тезисом, что страсть обречена выгорать и что если я хочу долгосрочных отношений, то мне придется обменять ее на безопасность.
Но почему не существует эффективного лечения? Что это — безнадежный случай или, хуже того, естественное явление? Вот что по-настоящему задевало мое любопытство. Может быть, я смогу что-то выяснить, изучая собственный уровень желания…
Я решила начать с предпосылки о том, что существует нечто такое, что я могу сделать, чтобы поддержать желание в моих собственных отношениях; что я не буду еще одной инертной, беспомощной жертвой противопоставления безопасности и страсти; что я позабочусь об этом, возьму на себя ответственность за поддержание движения.
Собираясь с Рами в поездку по Марокко, я взяла с собой стопку отксерокопированных журнальных статей и глав из книг, посвященных женскому сексуальному импульсу (в основном написанных мужчинами, как я заметила), и читала бо́льшую часть из них вслух, пока мы с Рами ехали в машине из Феса в Марракеш.
Мы были на пике нашей любви. Это было роскошно иррациональное ощущение. Я любила его с жаром и благоговением. Я не хотела, чтобы это закончилось.
Помню, как сидела рядом с ним в машине, просто смотрела, не отрываясь, пока он говорил со мной, на форму его губ и маленькую расщелинку между двумя передними зубами, очарованная их красотой. Мне хотелось постоянно прикасаться к нему, трогать его оливковую кожу, густые темные волосы. Я буквально вжимала ладони в его плоть, словно хотела ощутить что-то помимо нее, — и мне все равно было мало этой близости.
Я хотела влезть внутрь его разума, исследовать и оккупировать каждую его частичку. Я хотела жить во всех его воспоминаниях, украсть их и вписать в них себя. Я хотела вернуться назад во времени к тому моменту, когда он был маленьким мальчиком и жил в своей деревне, голодать с ним, спать рядом с ним в убогой хижине в лагере беженцев, которая была его домом.
В то время мы встречались еще только пять месяцев, и у меня заканчивался последний год учебы в университете. Хотя обычно я была очень сосредоточена на занятиях, в последнее время с концентрацией возникли некоторые трудности, потому что я не могла отделаться от грез о Рами. Я представляла, как накануне ночью он занимался со мной любовью, или предвкушала грядущий вечер. Когда секс настолько хорош, он может отвлечь от чего угодно.
Частота фантазий о Рами лишь усиливала мое желание, и я сознавала, что могу его контролировать. Не останавливать, нет — но оставаться в крайне возбужденном состоянии. Разумеется, к человеку, переживающему пароксизм новой влюбленности, сексуальные мысли приходят сами собой, но меня интересовало, смогу ли я вызывать их по собственной воле в любое время. Смогу ли я и дальше заставлять себя видеть мир в сексуальном свете?
Когда я говорила Рами: «Какой ты красивый!» — он возражал: «Нет, это твои глаза видят меня красивым». Может быть, в его словах был свой резон. Восприятием можно манипулировать. Смогу ли я сама быть источником сексуального вдохновения , а не просто реагировать, когда его вызывает во мне Рами? Мужчины постоянно это делают, думала я, почему же этого не делают женщины?
Я решила отследить эту способность, превратив наши отношения в своего рода лабораторию, — и это сработало.
Но я также видела и препятствия к осуществлению этой стратегии: эмоциональный мусор и другие, обычно негативные, мысли и образы могли блокировать мой сексуализированный взгляд на отношения.
Помню, пока мы ехали, я читала статью о феномене, который исследователи окрестили «парадоксом сексуальной близости» . Они выяснили, что стратегии брачной терапии, разработанные для усиления эмоциональной близости, коррелируют со спадом сексуального желания. Более того, они цитировали другие исследования, которые сообщали, что методы парной терапии, разработанные для улучшения навыков коммуникации и общего качества отношений, временами влекли за собой усугубление сексуальных проблем.
Они выяснили, что для пар, в которых установились наиболее эгалитарные, контактные и комфортные отношения, характерен наименьший накал страсти. А факторами, ответственными за усиление либидо, были расстояние, новизна, опасность и силовое неравенство .
Для долгосрочных отношений это звучало совсем неутешительно.
Я никогда не принимаю слишком всерьез ни одну публикацию или даже серию публикаций, поскольку, когда читаешь столько статей, все они в итоге сообщают о разных результатах и сводят друг друга на нет. Но я не могла не задуматься, как эта концепция применима к Саше и Алексу. Между ними были те самые комфортные, эгалитарные отношения, которые с виду должны эффективно работать, однако Саше хотелось чего-то большего. Не дух ли авантюры втянул ее в новую интрижку?
Я хотела выяснить, чего она на самом деле ищет. Каковы все возможные ингредиенты того неуловимого зелья, которое мы зовем сексуальным желанием?
— Расскажите мне о сексе с Алексом, — попросила я Сашу.
— Вначале между нами существовало влечение, но теперь оно потускнело, стало очень бледным и незначительным — вот таким, — заговорила Саша, чуточку раздвинув большой и указательный пальцы, чтобы проиллюстрировать свои слова.
Алекса она описала эпитетами «нежный и мягкий», а их занятия любовью охарактеризовала как «в основном миссионерские», но прибавила, что довольно долгое время это не вызывало у нее отторжения, потому что она чувствовала себя любимой.
— Он целовал меня долгими поцелуями, глядел в глаза, обнимал меня. Теплота Алекса позволяла мне чувствовать себя очень защищенной, и это было приятно… — Саша нахмурилась.
— Но?..
— Но со временем мне просто стало казаться, что он хочет этого больше, чем я. Мне вполне хватало бы и раза в неделю, но он хотел секса каждую ночь. Я уставала, проработав весь день, и хотела пораньше лечь спать, но ему был нужен секс.
