Даже если такой нарцисс добивается больших успехов в реальной жизни, он пребывает в мире иллюзий, поскольку стремление к принятию, которое лежит в основе его усилий, никогда не удовлетворяется (какая ирония!); если он добивается этого воображаемого превосходства, то в действительности отделяет себя от других.
Все мы в отношениях грешим некоторой долей нарциссизма, даже я в своих собственных романтических любовных фантазиях: я тоже объективировала мужчин, только они были для меня не сексуальными объектами, а объектами моей любви.
Отчасти проблема Дэвида заключалась в том, что, когда эго человека раздувается так легко (это нередко бывает у успешных мужчин вроде него), удовольствие от его «подкармливания» может стать настолько сильным подкреплением, что останавливаться просто не хочется. Я сознавала, что Дэвид даже не в состоянии оценить то, что у него имеются вполне удовлетворительные отношения с Никки. Мне необходимо было заставить его выяснить, почему у него есть потребность ежевечерне отправляться на охоту за женщинами.
Нарциссизм Дэвида был его мощной и безопасной крепостью. Мне надо было проникнуть внутрь ее стен. На этот раз — гораздо более мягко.
* * *
— Я надеюсь, что вы понимаете: я задаю непростые вопросы для того, чтобы помочь вам исследовать себя, — сказала я в начале нашей следующей встречи. Мы продолжали разговор о Никки.
— Я к этому не привык, — отозвался Дэвид, ссутулившись. — Я чувствую себя беззащитным, и мне это очень не нравится. Я предпочел бы сохранять контроль.
— Вы говорите, что любите Никки, но как на самом деле эта любовь ощущается в вашем теле, когда вы вместе?
— Не знаю, — вздохнул он. — Она где-то здесь. — Дэвид обвел ладонью пустое пространство перед своей головой.
Для Дэвида любовь была абстрактной концепцией без всякого внутреннего компонента. Любовь была развоплощенной . Я уже сталкивалась с этим прежде, и эта мысль тревожила меня: почему людям так трудно ощущать любовь?
— Возможно ли, что ваша потребность контролировать отношения и избегать уязвимости блокирует вашу способность ощущать любовь? — предположила я.
— Что вы имеете в виду? Я же люблю свою подругу!
— Тогда вы знаете , что такое любовь.
— Ну, я…
Дэвид мог чувствовать порывы привязанности к Никки, но на самом деле он не ощущал теплого, довольного благополучия любви. Наоборот, все чувства, которые он мог идентифицировать, были голодом по этому неуловимому состоянию.
— Я слышу, что она любит вас . Но на самом деле ваше описание звучит так, будто вы нуждаетесь не в том, чтобы быть любимым, а в том, чтобы чувствовать себя желанным . Вы хотите, чтобы вас хотели снова и снова. Вы никак не можете насытиться тем, что женщина вас желает. Но кого желаете вы ?
Ответа у Дэвида не было. Я усилила давление:
— Чтобы желать кого-то, необходимо отдавать что-то от себя, позволять себе тоже чувствовать любовь к кому-то. Я не вижу, чтобы вы шли на такой риск, — пока. Только когда вы сможете терпимо отнестись к этому риску, вы обретете истинную силу.
Молчание.
— За чем вы на самом деле охотитесь? За любовью или за подтверждением своей репутации? Чтобы любить кого-то, нужна… смелость .
— Вы меня бесите! — заявил Дэвид, нахмурившись и обхватывая себя руками.
— Хорошо! И что же именно вас бесит?
— Я, черт возьми, чувствую себя пристыженным, мелким и… жалким.
— Отлично! — воскликнула я. — Наконец-то вы позволяете мне рассмотреть вас . Спасибо!
— Да на здоровье!
— Хорошо. Теперь мы можем немного поработать…
* * *
Когда мы в следующий раз встретились с Дэвидом, он вошел в кабинет в необычно подавленном состоянии. Его характерные повадки «крутого парня» сменились паникой. Никакого флирта или жеманной светской беседы.
— Думаю, моя подруга мне изменяет! — выпалил он. — Но она это отрицает.
— Что привело вас к такому выводу?
— Я заглянул в ее сотовый и нашел СМС от другого мужчины, он писал, что едет к ней. Сообщение было послано в три часа ночи. Она утверждает, что это просто ее друг, а сообщение он послал ей по ошибке. Я был вне себя. Уехал домой и начал листать свою телефонную книжку.
Ах, телефонную книжку! Любимое одеяльце Дэвида! Символ его состоятельности. Ключ к тому, что не дает ему раскрыться.
— Я позвонил той сексуальной брюнетке, с которой познакомился на днях в «Будда-баре», и она пригласила меня к себе. — Его голос упал до шепота, в котором отчетливо сквозило отвращение. — Но когда я попытался заняться с ней сексом, то не смог добиться этой долбаной эрекции!
Я сочувственно нахмурила брови.
— Я все это время думал о Никки, — продолжал он. — Я не мог сосредоточиться. Даже когда эта цыпочка взяла его в рот, я не смог сохранить твердость.
Отвращение Дэвида к себе дошло до кризисной точки — и для него это была хорошая возможность роста. Он пытался избавиться от своей боли, спрятавшись от нее в сексуальном приключении, — и просто не сумел сбежать . Теперь его защита была сломлена. Он чувствовал себя отвергнутым. Он чувствовал себя неудачником. Он был похож на мальчишку, который плачет из-за того, что его не взяли в спортивную команду.
— Вы так злитесь на себя из-за того, что у вас не встал, — и это при том, что у вас был такой серьезный повод для расстройства?
— Да! — Он пожевал нижнюю губу, потом взорвался гневом: — Долбаные суки!
— Вы злитесь. А еще похоже, что вы обижены и считаете, что женщинам нельзя доверять.
— Все они изменщицы, — холодно объявил он.
— Однако вы нуждаетесь в женщинах, вам нужно, чтобы вас любили, — с жаром сказала я.
— Да, — согласился Дэвид, его лицо омрачило мимолетное выражение обиды.
— Но вы боитесь им доверять, — продолжала я, ища взглядом то, что пряталось за сдержанностью, которую выдавали его сжатые челюсти.
— Вот потому-то у меня есть одна основная и много других про запас, — сказал он, возвращаясь к испытанному шаблону.
— И это помогает вам чувствовать себя в безопасности?
— Да. Да! Я просто ненавижу быть один. Это хуже всего. Я этого не выношу. Мне становится так скучно! И я начинаю звонить всем, кого я знаю, ища любую девушку, с которой можно встретиться.
— Значит, вас пугает не только отсутствие отношений, но и одиночество в своей квартире — пусть даже только на одну ночь — для вас уже чересчур.
— Такое ощущение, что мне неуютно в моей собственной шкуре.
— Можете описать, что вы при этом чувствуете?
— Не знаю, — сказал он с усилием.
