Ну что поделаешь? Вот он такой. Пусть он занудный, пусть вредный, пусть придирчивый. Но он же старается, работает? Квартиру, как и обещал, купил. Сделал в ней шикарный ремонт. Подружки, приходя в гости, завистливо вздыхают. Они-то ютятся вместе со свекровями, в лучшем случае со своими родителями. А такой ремонт и подавно они лицезреют только лишь в журналах. И я в такие моменты чувствую себя очень даже везучей. Очень даже состоявшейся.
Конечно, подробности, как покупалась эта квартира, я опускаю. Зачем им знать, что моего мнения никто не спрашивал? Мой муж затыкал мне рот в ответ на каждое мое замечание, касающееся осмотренной квартиры. Ну да. Как же по-другому? Он заработал — ему и решать. А ремонт у нас растянулся на семь месяцев только по одной причине. Недостатка в деньгах не было, была нанята бригада профессионалов. Но…
Вот стоим мы перед стендами с обоями.
— Смотри, Юляша, давай вот эти возьмем, в спальню, — предлагал Роман.
— Да нет. Слишком темная будет выглядеть комната, — забраковывала тут же я.
— А вот эти, с розами? — указывал он на следующие.
— Рома, ну это же колхозный вариант! Ты что, сам не видишь? — шипела я в ответ.
Тут муж краснел, разворачивался и вихрем уносился к машине. Я неслась за ним, провожаемая недоуменным взглядом продавца.
— Поехали! Достала ты меня! — раздраженно заводя машину, орал он.
— Ну хватит. Пошли назад, я тебя прошу. Рабочие уже подготовили стены, и назавтра им нужны обои! — начинала я уговаривать его.
— Колхозные! — с сарказмом восклицал он. — Да ты всю жизнь в сраче прожила! А теперь вдруг разбираться она стала!
— Да, в сраче. Ты сам не в лучшем сраче жил! Наплодила вас мамаша, трех уродов. И ютилась со всем выводком в малосемейке. Цепляясь за мотню блудливому папаше! — не уступала я, намеренно кусая за самое больное место.
— Как тебе не стыдно? У тебя ничего святого нет. Разве можно так говорить об умерших? — пытался он пристыдить меня.
— А почему ты можешь носом меня тыкать? Ты, получается, из говна меня вытащил? Осчастливил! — неслась я дальше.
— Да, именно из говна, из грязи! Трахалась с мужиками за деньги! Тварь! — тут же разъярялся окончательно муженек. Кусая теперь меня за самое больное.
— Так а кто ж тебя просил? — картинно изумлялась я. — Между прочим, я тогда гораздо счастливей была! И где ж ты взялся на мою голову! Прилип, как банный лист к жопе. Возомнил себя капитаном Шмидтом! Кто мне названивал в Японию каждый день? А? Рыдал, стенал, умолял вернуться! Обещал на руках носить и пылинки сдувать! Кто?
— Дураком был. А сейчас очень жалею. Уже б давно от тебя избавился, так ребеночка жалко! — прикусывал он язык на какой-то момент.
— Ах, ребеночка? А ты ребеночком не спекулируй! Я могу сейчас же пойти аборт сделать! А ну останови машину! — требовала я.
Аборт я рвалась сделать тогда каждую неделю. Но все меня что-то останавливало. А срок увеличивался. Потом я хотела сделать так называемую «заливку», но опять что-то останавливало. Потом я думала о самоубийстве. Даже накупила однажды пять упаковок снотворного. Но опять что-то остановило.
А останавливало меня то, что я действительно безумно его любила. А он меня не столь страстно, как казалось мне. Именно поэтому у нас с ним разгорались такие безумные скандалы. Ревность, страх быть разлюбленным — вот истинные мотивы наших диких «разборок». А невымытая посуда или поздний приход домой — только следствие, а не причина.
Моя любимая и мудрая крестная всегда мне говорила:
— Детка, выходить замуж по большой любви нельзя. Слишком уж сильный накал страстей. Как правило, слишком безумная любовь очень быстро превращается в ненависть. В браке нужно иметь спокойное отношение к партнеру, дружеское. Нужно трезво смотреть на человека, а не сквозь призму страсти. Иначе слишком больно, слишком уж неспокойно. Как на пороховой бочке!
— Но я люблю его, я не смогу видеть его редко. Я хочу знать о нем все. Где он сейчас, что делает? Я хочу засыпать и просыпаться, обнимая его, — убеждала ее я.
— Юлечка, я не хочу тебя заранее расстраивать. Но мне б не хотелось, чтоб тебе было впоследствии очень больно… — объясняла она мне.
— Но а как тогда выходить замуж? Не любя? — спорила я.
— Да нет. Просто у вас слишком сильно кипят страсти, слишком. Ведь и любить можно по-разному… И, знаешь, мое мнение таково: «Из этого рая не выйдет ни х…я»!
И сейчас, закрыв за ним дверь, я остановилась в прихожей. Присела на дубовую табуреточку. Почувствовала сильный толчок ребенка. Девятый месяц, вот-вот родится девочка. Маленькая девочка.
Я корила себя за то, что я не чувствую любви к ней. Если б не этот проклятый живот, все бы сложилось по-другому, он не относился бы так ко мне. Просто теперь он не боится потерять меня, зная, что с ребенком мне деться совершенно некуда… А ведь как все красиво начиналось…
Воспоминания — обрывками, цветными, яркими, — всплывали в памяти. В тот день, когда он первый раз меня ударил, нужно было навсегда вычеркнуть его из жизни. Но это было выше моих сил. И так хотелось верить…
Милиционеришка поганенький
— Юляня, когда ты родишь уже? Я, наверное, не дождусь, помру, — надтреснутым голосом спросила бабушка, поправляя на шее неизменные бусы из бирюзы. Сто лет в обед, а все красуется!
— Дождешься-дождешься. Через недельку, врач сказал, — успокоила я старушку.
— А где же твой «прихехе»? — ворчливо поинтересовалась она, важно шаркая в направлении кухни.
— Бабушка, он уже давно не «прихехе». Законный муж мой! — засмеялась я.
Тут я должна сделать небольшое отступление и объяснить читателю, что ж это за зверь такой — «прихехе»?
Бабушка у меня очень старенькая. «Музейный экспонат», так сказать. Настоящая донская казачка. Высокая, седовласая и необыкновенно величавая. Не было случая, чтоб когда-либо она закричала, потеряла самообладание, — нет, она всегда сохраняла спокойствие. В силу того, что рождена она была в начале столетия, кстати уже прошлого, в лексиконе ее порой проскакивали совершенно невероятные словечки. «Прихехе», к примеру, значит просто кавалер, ухажер. Она очень забавно ругалась. Но, повторюсь, никогда она не делала это всерьез, со злости. Как-то шутя, ворчливо.
— Хм, муж! Какой это муж? Подумаешь! Милиционеришка поганенький, а не муж, — высказалась бабуся, втискивая свое величавое тело в узкое пространство между стареньким столом и табуреткой.
— Мама! Хватит тебе! — резко оборвала ее моя мать, возникая в дверном проеме. — Хороший парень. Серьезный, неплохо зарабатывает. Чего ты взъелась на него?
— Ничего хорошего! — припечатала бабулька, не желая вступать в длинную дискуссию. — Говно на лопате!
Евдокия Лукинична невзлюбила «внучатого зятя», как она выражалась, с первого взгляда. Когда мы только начали встречаться, я притащила Ромчика домой.
