Как показывают исследования нейрофизиологов, констелляция (совокупность) нейронов головного мозга, отвечающих за прогноз отрицательных последствий и наказания за проступки – в ней всего-то около трех сотен нервных клеток, – полностью формируется только к 24–25 годам. Она, эта констелляция, вообще складывается самой последней из нейропсихологических механизмов, «базовых кластеров мозга».
Из практики
Старшеклассник Анатолий отличался хорошими способностями, учился хорошо и увлеченно, у него хорошие отношения с родителями, скромными и интеллигентными людьми. Но ему безумно понравилась куртка с очень глубоким капюшоном, и он похитил ее у очень обеспеченного парня, посещающего тот же бассейн. Парень учился в другой школе, но жил неподалеку, через несколько дворов. Выдержав дня три после похищения, Анатолий радостно надел куртку в школу. Среди его одноклассников несколько ребят жили в одном дворе с «обворованным» (о чем Толя, в общем-то, знал!), слышали о пропаже куртки и доложили «жертве». На следующий день «жертва» пришла в школу Анатолия с отцом. Последний оказался полковником внутренних войск, о чем Анатолий, в течение года посещавший бассейн с его сыном, узнать не удосужился. Полковник оказался человеком жестоким, да еще с большими связями в полиции. Кражу куртки он посчитал страшным преступлением и личным оскорблением, поскольку куртку сыну он привез из зарубежной командировки. Ни на какие компромиссы с родителями Анатолия не шел, от каких-либо компенсаций материального и морального ущерба отказывался категорически, Анатолия в разговоре с родителями, в школе, на суде называл не иначе как «этот подонок». Мальчика с шумом, на общем собрании старших классов, исключили из школы, он получил год условно (и то благодаря дорогущему адвокату, вогнавшему родителей в долги!) и среднее образование завершал в вечерней школе уже без прежнего интереса к учебе, подавленный и потерявший веру в себя. Его лечение от длительной психогенной депрессии, с трудностями в концентрации внимания, выраженными нарушениями сна и массой других симптомов заняло у нас полтора года. Слава богу, во всех этих перипетиях родители находились на его стороне.
Думаю, что при наличии ювенальной юстиции, которая учла бы личность мальчика, его жизненные интересы и другие факторы, известные специалистам по подросткам, до суда дело не дошло бы, просто походил бы он занятий на 15–16 в специальную психотерапевтическую группу. В случае с Анатолием, далеким от криминальной ориентации, это было бы намного полезнее.
Буллинг и моббинг
Многие специалисты полагают, что главная причина таких представлений – равнодушие школьных учителей и руководства школы к самому распространенному противоправному действию подростков – травле определенного школьника. Ему не дают прохода, оскорбляют, отнимают личные вещи, телефон, деньги. Как правило, в роли жертвы выступает физически слабый мальчик, отличающийся от большинства школьников национальностью или религией, а то и просто видом. Буллинг – так называется это явление, и моббинг – когда нападающих не один, а несколько – включает в себя жертву (в школе жертв может быть двое или трое), преследователей (их раза в два больше, они, как правило, плохо успевающие и эмоционально примитивные) и свидетелей – их несколько сотен. Школа – отечественная и зарубежная, не желающая себя утруждать дополнительной работой, присвоила этому феномену статус «детских шалостей», хотя всем ясно, что имеет место настоящее преступление. Чаще всего беспомощная, а нередко и потворствующая позиция школы (учителя часто разделяют неприязнь к мальчику-жертве и находятся на стороне преследователей, хотя вслух об этом и не говорят), равнодушие родителей просто воспитывают в подростках-«свидетелях» представление о «правильности» доминирования и жестокости, о возможности годами травить и избивать кого-либо совершенно безнаказанно. Строго говоря, равнодушное наблюдение за издевательствами над жертвой, нанесением ей ударов, даже избиениями, когда мальчик не сообщает об этом ни учителям, ни руководству школы, ни родителям; такое равнодушие уже является проявлением жестокости, и агрессивное поведение «преследователей» с высокой вероятностью будет скопировано в дальнейшей жизни тинейджера.
В своей практике я не раз с радостью наблюдал и противоположные поступки: мальчики и девочки, свидетели травли, просили своих родителей вступиться за жертву, и родители это делали; но я никогда не видел, чтобы возмущенные свидетели обратились за помощью к учителям. Подростки интуитивно чувствуют: если в школе систематически происходит буллинг, то учителя своим бездействием совершенно сознательно его поощряют. Воздействие реального безнаказанного преступления на нормального подростка, наблюдающего за агрессивными действиями собственными глазами, как показывают исследования, гораздо сильнее, чем влияние сцен из фильмов и даже компьютерных игр.
Исследования показывают: мальчики из школ, в которых буллинг был более распространенным, впоследствии совершают преступления чаще, чем выпускники школ, где это явление сведено к минимуму. Виденные сцены насилия над более слабым часто копируются подростками вовсе не сразу, а через два, три или четыре года; но совершаемые ими противоправные действия имеют выраженное сходство (характер жертвы, конкретные действия, поступки, весь сценарий поведения преступника и т. п.) с теми, что они наблюдали в школе.
Эмоциональная некомпетентность и дефицит эмпатии
Одной из важных причин агрессивного и криминального поведения подростков является недостаток эмоциональной компетентности, неспособность понять мысли и чувства окружающих (да и собственные мысли, чувства, переживания), разобраться в своих эмоциях и эмоциях других людей. На первом месте в комплексе эмоциональной некомпетентности стоит недостаток эмпатии: сочувствия, сопереживания. Подросток не умеет поставить себя на место жертвы.
Эта особенность психики характерна и для взрослых преступников, но у подростков она выражена гораздо ярче, сильнее, т. к. основана на незрелости соответствующих мозговых структур. Например, известный французский подростковый криминолог Лоран Мучилли (Laurent Mucchielli) сравнил около 100 квартирных краж в т. н. «большом» Париже (включающем основные пригороды), совершенных тремя группами взрослых профессиональных взломщиков квартир, с таким же количеством тех же преступлений, совершенных несколькими подростковыми группами. Взрослые взломщики из 100 вскрытых домов и квартир в 23 ничего не похитили: сочли их владельцев людьми малообеспеченными. Там, где похищения имели место, они ничего не ломали и не разрушали. Подростковые же группы грабили все вскрытые квартиры, и в 100 процентах случаев что-либо ломали, разрушали и крушили: большие вазы, статуэтки, предметы мебели. Такой вандализм имел место и в тех квартирах, где тинейджерам удалось хорошо поживиться, похитить ценные вещи; то есть бессмысленное вандальное поведение не представляло собою непосредственную, импульсивную реакцию на собственную неудачу. Среди ограбленных ими квартир были и квартиры людей бедных, скромных пенсионеров. Взломщиков-подростков это не останавливало.
Не отдавая себе отчета в болезненности состояния своих жертв, в тяжести их ощущений и переживаний, подростки совершают преступления с жестокостью, не являющейся сколь-нибудь необходимой для достижения цели.
