Под носом вытрешь ей, чтоб не могла она
Послать воздушный поцелуй украдкою.
Мать-сводня пусть к вину не приближается,
О брани пусть забудет. Чуть ругнет кого —
Сейчас же наказание на двадцать дней
Вина лишить…
Служанке ли, случится, отнести велит
Венки, гирлянды, мази – Купидону ли,
Венере ли, – твой раб пускай следит, кому
Дает, Венере – иль мужчине их.
А если пожелает чистоту блюсти,
Пусть столько же ночей вернет нечистыми.
Этот договор довольно-таки суров к женщине и не накладывает на мужчину никаких обязательств. Однако юридически ничем не оформленное рабство у сутенера не лучше.
Баллион, сводник из «Псевдола» Плавта, так командует своими женщинами:
Эй, слышите вы, женщины? К вам речь я обращаю.
Вы проводите жизнь в чистоте, в баловстве
И забавах. Мужей величайших
Знаменитых подруг испытаю сейчас:
Кто из вас о себе помышляет,
О свободе своей, кто о брюхе одном,
Кто о выгоде, кто только сну рад.
Я узнаю, кого на свободу пустить,
А кого на продажу сегодня ж.
Обработайте нынче любовников, пусть
Нанесут мне подарков побольше,
Годовой пусть доставят запас, а не то
Завтра уличной каждая будет.
У меня день рожденья сегодня – а где
Те, кому вы милы, для кого вы
Наслажденье, и радость, и жизнь, для кого
Поцелуй вы, медовая сладость?
Да, отрядами пусть мне подарки несут,
Перед домом становятся строем.
Даром, что ли, давать платье, золото вам
Да и все, что вам нужно? Обуза одна
Дома ваша работа мне нынче! К вину,
Знай, негодницы, тянетесь! Им до того
Наливаете брюхо себе, а вот я
Всухомятку питаюся тут же!
Впрочем, лучше всего будет сделать мне так:
По одной поименно их вызвать,
А не то отречется, заявит потом,
Что ей не было сказано вовсе.
Повнимательней слушайте все!
С тебя начну, Гедилия,
Подружка зерновых купцов.
Зерна у них и краю нет,
Горами, знай, ворочают:
Пускай они зерна сюда
Понавезут на целый год
И мне, и домочадцам всем,
Чтоб захлебнулся вовсе я,
Чтоб государство имя мне
Переменило – стал бы я
Не сводник Баллион уже, а царь Ясон…
Эсхродора! Ты подруга мясника (соперники
Мясники со сводниками: мы гнилою клятвою,
А они гнилой похлебкой достигают выгоды):
Если нынче не наполню я мясными тушами
Трех больших крюков, то завтра вздерну я тебя на крюк
(Вздели на быка так Дирку сыновья Юпитера:
Крюк тебе быком и будет)…
Ты, Ксистилида, послушай, у друзей твоих настолько
Много масла! Слушай, если
Целыми ко мне мехами
Масла не свезут сегодня,
Завтра же в мешке отправлю я тебя в публичный дом.
Будет там постель, в которой
Не поспишь, измучишься!
Поняла, к чему веду?
Вишь, змея! Друзей ведь столько
У тебя, так полных маслом,
А ты товарищам своим дала б хоть чуть сегодня
Умаслить голову! И я не больше жирным лакомлюсь.
Но я знаю, ты не любишь масла, а вином себя
Наливаешь: погоди же,
Сразу все тебе припомню, если ты не выполнишь,
Все, что говорю тебе я!
Ты теперь, что за свободу деньги мне вот-вот вручишь,
Торговаться лишь горазда – не горазда выплатить!
Феникия, тебе скажу, приманка добрых молодцев:
Если со своих имений мне твои любовники
Не снесут сюда сегодня весь запас, – Феникия,
Завтра же тебе я шкуру краской финикийскою
Распишу: с публичным домом у меня спознаешься.
Ремесло сводника презренно, порядочные римляне не хотят иметь с ним дела. Но приходится. В другой комедии Плавта, «Куркулион», Куркулион и Ликон покупают девушку у сводника Капапдока:
Ликон:
Ты помнишь ли условие, что, если кто докажет,
Что от роду она свободна, ты вернешь мне деньги,
Все тридцать мин?
Каппадок:
Запомню, будь спокоен, хоть и снова
Скажу.
Ликон:
Так помни ж.
Каппадок:
Помню я – и на нее права все
Тебе передаю.
Куркулион:
Чтоб я от сводника права взял
На что-либо! У них свое – один язык, и только,
Чтоб клятвы нарушать свои: чужих вы продаете,
Чужим распоряжаетесь, чужим даете волю.
За вас никто порукою, вы никому порука.
По-моему, среди людей вся сводничья порода
Точь-в-точь что мухи, комары, клопы и вши, и блохи,
Досада, тягость, зло для всех, а пользы – ни малейшей.
Кто честен, тот на площади не станет с вами рядом,
А если стал, его винят, марают, порицают:
Дела, мол, губит и кредит (хоть ничего не сделал).
Ликон:
Кривой, а знаешь хорошо ты сводничью породу.
Напоследок Каппадоком овладевает приступ сентиментальности:
Каппадок:
Эй ты, послушай.
Куркулион:
Чего тебе?
Каппадок:
Прошу, ты с ней получше обращайся:
Я дома воспитал ее в добре, в стыде…
Куркулион:
Так жалко?
А что дашь, чтобы хорошо ей было?
Каппадок:
Оплеуху.
Куркулион:
Тебе вот оплеухою отлично б полечиться.
