Возможность токовать вместе с братьями делает вас отчасти избранными среди других токующих видов. Существует еще лишь один вид, который практикует подобное братское токование, — это тетерев. Таким образом, вы на голову опережаете других токующих птиц, собирающихся на токовище безродными бандами. Спросите любого уважающего себя мафиозо: с какой бы целью вы ни собирались, банда, состоящая из братьев, наиболее надежна. Наиболее известный пример братской взаимовыручки мы наблюдаем среди львов. Львицы живут небольшими семейными группами, в которых совместно воспитывают потомство. Возможность стать отцом детенышей зависит от того, сколько времени лев сможет проводить в конкретном семействе львиц. А это, в свою очередь, зависит от того, сколько львов работают вместе с ним. Чем больше в прайде львов, тем больше времени каждый из них сможет проводить с прайдом. При этом, как оказалось, коалиции более чем из трех львов всегда состоят из родственников — братьев родных и сводных и примкнувших к ним кузенов. (Львы могут создавать семьи с родственниками: в тройственном союзе обычно состоят трое животных из одного помета либо двое однопометников и один лев, не состоящий с ними в родстве.) Таким образом, братья и кузены, рожденные в одно время, — неважно, крупные или мелкие, слабые или сильные, — имеют больше шансов впоследствии обзавестись потомством. Точно так же и львица, давшая жизнь семерым детенышам, впоследствии может рассчитывать на большое число внуков: ее сыновья смогут формировать более сильные коалиции.
Примечательно, что этот механизм сформировался у львов в результате эволюции. Действительно, львы могут увеличивать шансы своих сыновей обзавестись товарищами. Проанализировав динамику появления потомства у львов, ученые обнаружили две любопытные закономерности. Во-первых, в самых многочисленных пометах сыновей обычно бывает больше, чем дочерей. Во-вторых, если несколько львиц в прайде рожают одновременно, число мальчиков в пометах диспропорционально высоко. Как же самки синхронизируют рождение детенышей? Не забывайте: когда новый лев захватывает власть над прайдом, он первым делом убивает всех детенышей. Из-за этого у львиц вскоре опять начинается течка. Таким образом, львицы беременеют практически одновременно и рожают тоже вместе, производя на свет внушительную компанию малышей. (К тому времени, когда лев уже давно владеет прайдом, рождение детенышей становится менее синхронным.) При этом в ходе первой беременности после смены хозяина прайда львицы чаще всего рожают сыновей. Как это у них получается, неизвестно.
Так что, мой друг с хилым хвостом, если твоя мать переняла частичку львиной мудрости, ты не станешь распушать свой хвост понапрасну.
***
Здравствуйте, доктор Татьяна!
Мэм, я сверчок полевой, и я ужасно раздражен. Я пою себе и пою, но ни одной девчонки вокруг как не было, так и нет. Последняя из замеченных мною девиц сбежала с каким-то подлецом, выскочившим из кустов, а на мою долю остались лишь несколько мух. Что я делаю не так?
Сумасшедший скакун из Техаса
Сэр, вы — типичная жертва стратегии «ты заплатишь за ужин, а я провожу девушку домой». Наверняка у каждого из нас есть хоть один знакомый, попавшийся на эту удочку. У меня, по крайней мере, есть. Однако эта проблема наиболее остро стоит у тех видов, которые оповещают о своем местонахождении всех пробегающих мимо дам. Пока одни самцы действуют, другие прячутся в засаде. У некоторых карибских остракод — рачков, похожих на фасолины, — самцы испускают сексуальные вспышки света, качаясь на волнах вскоре после заката. Откуда берется этот свет? Самцы вырабатывают вещество, которое, взаимодействуя с водой, образует светящееся пятно. Проплывая по воде, самец оставляет за собой световой след. Разные виды остракод светятся с разной степенью интенсивности, соответственно, оставляя различные следы. Однако если вы забросите в воду сеть, вы обнаружите множество самцов, которые не дают себе труда светиться, вместо этого надеясь перехватить самок, которых привлечет свет, испускаемый другими.
Эффективность такого рода паразитизма зависит от соотношения в популяции паразитов и самцов, которые делают дело. В конце концов, не могут все быть паразитами: кому-то все равно нужно платить за ужин. Итак, постоянная тишина не годится — девушки предпочитают тех, кто поет, тем, кто неожиданно выскакивает из кустов, — однако почему же тогда не петь всем самцам?
По целому ряду причин. К примеру, среди лягушек-быков паразитизм — не предмет свободного выбора, а суровая необходимость. Лягушки-быки размножаются в прудах, и самые крупные самцы поют на территориях, которые они контролируют и храбро защищают. Увидев незваного гостя, они вступают с ним в борьбу и, одержав победу, учат его уму-разуму, удерживая несколько минут под водой. (Почему бы им просто не потопить побежденного, избавившись таким образом от соперника? Мы этого не знаем. Возможно, они не хотят, чтобы разлагающиеся трупы загрязняли водоем.) Поскольку размер всегда дает преимущество в бою, мелкие самцы редко выходят победителями. Поэтому они стараются быть тише воды, ниже травы, оставаясь на границе чужих владений и высовывая из воды одну голову, чтобы наброситься на ошеломленную самку, спешащую к крупному самцу. Однако у самцов полевых сверчков есть другая причина хранить молчание. Она кроется в мухах, о которых вы упомянули.
Самки полевого сверчка предпочитают тех, кто поет. Увы, такие же предпочтения имеют другие особы — мухи-паразиты. Они откладывают на теле певца свои личинки, которые растут, выедая его изнутри. Смерть этого несчастного — вопрос нескольких недель. Кроме того, будет ли кузнечик петь или скроется в засаде, определяется генами: некоторые самцы от природы менее других склонны к пению. Однако преимущество тех, кто паразитирует на певцах, все-таки в первую очередь зависит от количества мух-паразитов. В те годы, когда мух много, «лентяи» получают преимущество, их гены распространяются в популяции. В годы, когда мух мало, преимущество получают певцы и их гены, в свою очередь, расходятся активнее.
Мы живем в жестоком мире. Бахромчатогубые листоносы охотятся на поющих лягушек. Эти летучие мыши знают свое дело: они отличают ядовитые виды лягушек от приятных на вкус и способны различить слишком крупный экземпляр и подходящий по размеру. Малая голубая цапля охотится на поющих сверчков-самцов. Турецкий полупалый геккон сидит в засаде возле жилища сверчка-самца и проглатывает каждую самку, которая приходит послушать его песню. Такова жизнь.
Хуже того, некоторые хищники не только используют, но и имитируют песни любви. К примеру, пауки-охотники — настоящие хамелеоны по части химии. Взрослые самки — жирные, малоподвижные, по виду напоминающие кучки звериного помета — в ходе эволюции разработали необычный метод охоты. Они захватывают добычу, используя некое подобие лассо. Это лассо представляет собой липкий шар на конце нити, который пауки ударом передней ноги швыряют в оказавшихся поблизости насекомых. Представители некоторых видов даже закручивают это лассо вокруг головы, словно герои спагетти-вестерна. Как же они подманивают добычу? Оказывается, во время охоты они распространяют вокруг себя запах самки мотылька. Разумеется, мотыльки-самцы слетаются разведать обстановку. Бедные парни! Поймав добычу, паук заворачивает ее в шелк и подвешивает на нить, чтобы сохранить до тех пор, пока не проголодается. (При этом различные виды пауков испускают разные запахи, привлекая таким образом разные виды мотыльков.)
