Черный плащ наброшен на голое тело, при каждом шаге распахивается, обнажая белую, ослепительно белую ногу. По дороге зацепился за куст, женщина нетерпеливо дернула и так же медленно пошла дальше. Плащ теперь едва держался на плечах, открывая ее сочную зрелую фигуру во всей наготе.
Рядом послышалось учащенное дыхание. Я уловил момент, когда Гендельсон начал поднимать меч, перехватил его за руку. Хрен с нею, презумпцией невиновности, но даже ведьму как-то неловко вот так рубануть, даже не спросив имени. Добро бы уродина, но нет же — красавица, как Бритни Спирс, только сиськи покрупнее… как у Лары Крофт, пожалуй.
Мимо пронеслась летучая мышь, едва не задела меня крылом. Женщина повела закапюшенной головой в нашу сторону, мышь вернулась и пролетела еще раз, словно указывая направление. Я услышал злобное шипение, то ли мышиное, то ли женское, тоже опустил ладонь на рукоять меча.
Женщина остановилась только на миг, потом снова пошла той же странной походкой, словно ее тащила на невидимом канате могучая рука. Свет падал сбоку, выхватывал обнаженную грудь, как прожектором на сцене. Я подумал, что куда там Ларе, застрелится сразу из двух пистолетов, если увидит такие размеры.
Мы долго смотрели ей вслед, наконец у меня вырвалось:
— Черт… почему они все такие голые?
Гендельсон ответил нервно:
— А вы здесь уже и других видели?
— Видел, — признался я. — Все как на конкурс красоты!.. Только не тот, где собираются длинноногие вешалки, а настоящий, где женщины с вот таким торчащим выменем, с такими задницами… Эх!
Он сказал нервно:
— Не вздыхайте, сэр Ричард, не вздыхайте! Тем самым вы себя делаете слабее, а дьяволу добавляете мощи. Вы еще спросите, почему они все такие… такие чувственные?
Я спросил:
— Почему все такие чувственные?
Он покосился на меня с великим изумлением.
— В самом деле не знаете, сэр… с молотом на поясе?
— Нет, — ответил я раздраженно. В упоминании моего молота почудилось что-то оскорбительное, но что, сообразить не мог. — Не знаю!
— Великий боже!.. Так это же просто, все знают!
— Я не знаю.
Он вздохнул и начал объяснять, как я объяснял бы дебилу, что недалек от полноценного законченного идиота:
— Святые и подвижники, как известно, получают мощь от аскезы, воздержания, победы над собой. Эта мощь собирается внутри них… А ведьмы, как опять же известно каждому разумному человеку, получают гнусную мощь из своих темных глубин. Из того, что аскеты душат в зародыше, как не достойное человека, гнусное, отвратительное, низкое. Но, чтобы разжечь это низкое, продавшие душу люди обращаются к похоти! Разжигают ее в себе настолько, что…
Он задохнулся от праведного возмущения. И без того красное лицо пошло пятнами.
— Ага, — сказал я. — Высокое служит источником вдохновения, низкое — источником колдовства. Так?
— Вы едва не впервые сказали верно, — буркнул Гендельсон. — Даже удивительно. Мне даже как-то не по себе. Надо еще подумать, не сам ли я не то брякнул, если вы вдруг со мной согласились… Подозрительно весьма. Словом, ведьмы постоянно разжигают в себе похоть, изощряются в самых сладострастных выдумках… так они накапливают свою силу!
Я подумал, подумал, предложил после долгих размышлений:
— Тогда давайте спать!.. Сон — это временная смерть, а что они мертвому… или даже полумертвому сделают?
В самом деле, подумал я утром, просыпаясь, мало ли что мне грезилось, это все подсознание, я не виноват. Я — это кора, даже самая верхняя пленка на коре. Там никаких баб, там я просто зайчик, белый пушистый зайчик, что несется по большому страшному миру, стремясь спасти свою шкурку…
Я вытер следы ночных безобразий, мне все равно ведьмы ничего не сделали, ведь это тело — вовсе не я, моя душа если и не порхала, то дрыхла за стелькой сапога, а все тело — от дьявола, и так понятно, так что я вовсе не грешен. Не безгрешен — до такой наглости я еще не добрякался, но вот сейчас уж точно не виноват, хотя, признаюсь, с этими ночными бабами было очень хорошо и сладко.
Позавтракав холодным мясом, мы выступили по росе. Не прошли и сотни шагов, как впереди из травы начало подниматься острие зеленого меча. Оно блистало, как будто из драгоценного кристалла, словно вырезанное из цельного куска изумруда, но я отчетливо видел холодный блеск металла. Лезвие поднялось так, что мы увидели перекладину рукояти. Показались огромные волосатые пальцы, почему-то зеленоватые. Рука поднялась выше, теперь мы видели меч целиком.
Рука торчала из земли, выдвинувшись по локоть. Втрое толще человеческой, но все же человеческая. Пальцы с трудом умещаются на рукояти, так что этот меч — двуручный. Лезвие горит зловещим огнем, но нему пробегают зеленоватые искры, возникает и прячется некий узор. Рукоять — дивное произведение искусства как по дизайну, так и по орнаменту из листьев, ягод, насекомых. Там нет ни клочка, не укрытого орнаментом, и даже рифленость рукояти, как видно между гигантскими пальцами, выточена в виде зеленоватой змеи, что обвила своим телом голый металл.
Гендельсон зашептал:
— Колдовство!.. Ни в коем случае нельзя брать этот меч!
— Вы говорите так, — упрекнул я, — что мне так и хочется его цапнуть. Но, правда, у меня уже есть меч. Взять, что ли, второй?.. Но вещей не должно быть много, говорят мудрецы…
— Так говорил святой Тертуллиан, — горячо сказал Гендельсон. — Сэр Ричард, не берите это творение ада!
— Не возьму, — согласился я. — На халяву бы, это мы завсегда, на халяву и уксус сладкий. А здесь наверняка заставят отрабатывать… С другой стороны, у меня есть черный меч, представляете его на стене в гостиной? А рядом повесить зеленый?..
Он прошептал в ужасе:
— Как вы можете такое говорить?
Я сказал задумчиво:
— Интересно, а что хотят за такой меч?.. Может быть, какую-нибудь ерундовину?
Меч выглядел старинным, очень старинным. Зеленый цвет усиливал ощущение древности, словно меч позеленел в земле от старости. И в то же время я спинным мозгом чувствовал в нем исполинскую мощь. Как вон все еще отыскивают в лесах на месте боев с фашистами проржавевшие, но неразорвавшиеся гранаты, пистолеты, автоматы…
Я соскочил с коня. В металлах я полный дуб, но это не железо, то уже превратилось бы в горку ржавчины. Это что-то из тех сплавов, что рубят железо, как теплое масло. Метеоритное железо, что на самом деле и не железо вовсе, а нечто особое. Или некий сплав, который получают граммами и покрывают им корпуса космических кораблей.
Глухой низкий голос раздался, казалось, прямо из-под моих ног:
— Ты готов взять этот меч?
Я посмотрел по сторонам, снова на землю, ответил с осторожностью:
— Вообще-то да, но я хотел бы знать… на каких условиях, чем буду обязан, напрокат это или внаем, какова арендная плата или это лизинг, но если это дар или подарок, что вообще-то одно и то же, тогда решение еще сложнее и ответственнее, ибо купить бывает дешевле, чем оставаться в моральном долгу, я хотел бы уточнить условия и прочие сопутствующие юридические тонкости…
