— Привет, — сказал я.
Гендельсон, тяжело дыша, опустил меч. Он был весь, как свинья или американский коммандос, перемазан грязью. На нем плети водорослей, пучки тины, из доспехов хлещут струи гнилой воды, а сам отплевывается улитками и пиявками.
— Я почтительно приветствую вас, благородная леди, — сказал он хриплым задыхающимся голосом, но в нем звучало сомнение, — к вашим услугам барон Гендельсон из рода Снургов, владетель Гильцунга и Акерна. Надеюсь, мы вовремя…
Она кивнула, красиво выпрямилась, сразу став благородной и высокородной. Я ожидал, что она сделает реверанс, но она, стоя по колено в воде, видимо, не возжелала мочить зад, просто ответила глубоким бархатным голосом:
— Леди Изильда из рода Бевульфа приветствует вас, благородные… — тут ее голос замедлился, она с сомнением смотрела на меня, — рыцари. Если вы почтите своим посещением наш скромный шалаш, мои родители будут об этом рассказывать своим подданным!
Гендельсон поклонился так низко, что железо на голове едва не перетянуло железо задницы.
— Мы последуем за вами, благородная леди Изильда.
Глава 11
Видят боги или видит бог, мы нуждались в отдыхе. Перед глазами все плыло и шаталось, когда мы выбрели из болота к берегу. Леди Изильда забросила лук за спину, красивая и царственная, никакая грязь к ней почему-то не прилипла, оглядела нас с непонятным выражением.
— Еще немного, доблестные рыцари!.. Впрочем…
Поколебавшись, она сняла с пояса рог, поднесла к губам. Над лесом и между деревьями понесся красивый серебристый звук, совсем не похожий на хриплый рев охотничьих рогов. Я помог Гендельсону выбраться, его ноги скользили, он все срывался обратно в воду. Едва мы углубились в чашу, из зарослей выбежал рослый сухощавый парень с гигантским луком за спиной.
Я едва успел перехватить его взгляд, брошенный на нас, затем на леди Изильду, и тут же его глаза расширились, он поспешно сорвал с плеча лук и начал очень быстро выпускать стрелы прямо над нашими головами.
Девушка вскрикнула, тоже развернулась. Ее пальцы выхватили стрелу, она мгновенно натянула и отпустила тетиву в одно движение. Странный парень за это время успел выстрелить трижды. Потом они оба замерли, прислушиваясь. Гендельсон со стоном опустился на землю.
У парня странное лицо, такие не скоро забудешь: суровое, европейского типа с едва заметной монгольскостью, черные волосы падают на плечи, лоб чист, а глаза настолько светлые, что я почти не видел радужную оболочку, только легкий ободок, да еще пронзительно черные точки зрачков. Но вот уши… уши остроконечные, покрыты мягкой светлой шерстью, да и длиннее тех, что я видел на Гендельсоне..
Он медленно опустил лук, уперев нижний конец в камень. Стрела все еще смотрела в глубину леса. Лицо стало злым и жестоким, глаза прищурены самую малость, а брови, напротив, даже приподнялись.
— Они ушли, — сказала леди Изильда, но уверенности в ее голосе не было. Парень кивнул.
— Надеюсь.
Она указала в нашу сторону царственным движением головы.
— Благородные рыцари заметили, как за мною крались пятеро заргов. Они их… оставили на дне болота.
Парень оглядел нас сочувствующе и дружелюбно.
— Но их тоже отделали…
— Это не зарги, — ответила леди Изильда. — Они уже были в таком виде, Зарги к ним не прикоснулись даже пальцем.
На лице парня отразилось глубокое уважение.
— Значит, раньше был непростой противник.
Гендельсон позволил себя поднять, парень забросил его руку себе на плечо. Нести Гендельсона немыслимо, он сам по себе весит как породистая корова, да еще железа на пару пудов, так и двигались с полчаса, пока деревья не расступились, а мы не вышли на просторную поляну.
Король в изгнании, сказал я себе. Наскоро построенные просторные шалаши, два побольше, сплетены из веток, а третий, посредине, покрыт выделанными шкурами. Правда, поверх шкур набросаны зеленые ветки. Похоже, их подновляют, чтобы листья не меняли цвет. Я невольно поднял голову. Над шалашами нависают кроны огромных дубов, но с пролетающего дракона можно заметить среди зелени желтое пятно.
Навстречу вышел крупный мужчина с топором в руках и остановился, загораживая путь. Издали показался голым, только левая рука по самое плечо вымазана в серой со стальным отливом глине. Но мы приблизились, я с удивлением рассмотрел, что на обнаженное мускулистое тело надет странный полупанцирь: стальные пластины, хорошо подогнанные, полностью защищают руку от кисти, плечо и левую сторону груди.
На металле заметны рубленые полосы, зазубрины, даже темные пятна, словно варвар принимал на это плечо удары боевого лазера.
Он стоял, широко расставив ноги, боевой топор устрашающего вида в обеих опущенных руках, голову чуть наклонил, глаза смотрят испытующе, без вражды, но и без робости или страха. Сожженное солнцем тело было коричневым, а кожа, как мне показалось, стала втрое толще, заменяя одежду.
Впрочем, он в набедренной повязке, а с широкого пояса, покрытого стальными пластинками, опускается треугольная пластина, защищая причинное место. Ноги укрыты высокими башмаками с толстой подошвой.
— Его высочество отдыхает, — сообщил он сильным гортанным голосом.
— Он слишком часто отдыхает, — бросила леди Изильда горько. — Еще не все потеряно, Халн!
— Слушаю, ваше сиятельство, — почтительно ответил варвар.
Гендельсона усадили на деревянную колоду, Халн оставил топор и помогал эльфу снимать с вельможи доспехи. Леди Изильда обратила взгляд внимательных глаз на меня, потом ее взгляд соскользнул на молот у моего пояса.
— Вы идете вместе?
Я невесело оскалил зубы.
— Не похоже?
— Очень.
Я развел руками.
— Не все зависит от нашего желания.
— Что могло заставить таких разных людей идти вместе?
— Приказ короля, — ответил я коротко.
Она вздохнула, в глазах появилось мечтательное выражение.
— Приказ короля… Когда-то и мой отец мог отдавать такие приказы. Это было давно…
— Сколько вы здесь?
— Пять лет, — ответила она просто. — Нас было больше сотни. Нет, никто не предал! Но верные нам люди гибнут в разных схватках… Узурпатор не успокоился, посылает отряды, чтобы нас отыскали. Мы сменили уже десять мест… Недостает одного-двух героев, чтобы все вернуть, чтобы свергнуть подлого Зангана, и тогда все верные королю будут щедро вознаграждены!
Я покачал головой:
— Сочувствую… Но все, что могу предложить, — это сочувствие. Мы очень спешим.
Ее глаза погасли. Плечи опустились, она оглянулась на Гендельсона. Без доспехов он стал жалок, живот свисает через пояс, но, когда с него сняли рубашку, я ощутил нечто вроде жалости. Его нежное бабье тело, белое, как у пещерного тритона, покрыто широкими разводами кровоподтеков, кровь запеклась на плече, на груди, а пояс стал коричневым от засохшей крови.
