— Ну у тебя и глаза! — сказал я с завистью. — В снайперы бы.
— При чем тут глаза, — возразил он, не поняв, кем я его обозвал. — Видно же, что это ведьму вывели за пределы града и приковали…
— Даже приковали?
Кони шли рысью, я перевел в галоп, потом снова на рысь. Женщина обернулась на стук копыт. Да, обнаженная — ни браслетов, ни ожерелья, что у них тоже за одежду, тело нежное, развитое, сочное, хотя явно молода, очень молода, видно по безукоризненной коже. На шее блестит на солнце широкий металлический ошейник, а другим концом цепь крепится к столбу.
Гендельсон сразу же вытащил крест и стал громко молиться за спасение заблудшей души, за милость к ней господа. Я соскочил, занемевшие ноги подогнулись. Я невольно ухватился за седло. Конь презрительно фыркнул. Женщина наблюдала за нами испуганными глазами. Она не поднялась, только изогнулась в нашу сторону. Крупные тяжелые груди смотрели прямо на нас, я видел по идеальной форме, что еще никто не мял их в безжалостных объятиях.
— Не бойся нас, — сказал я успокаивающе. — Сейчас посмотрим, что можно сделать…
Она прошептала торопливо:
— Помогите мне, убейте!..
— Что же это за помощь? — удивился я.
— Он же меня сожрет живой, — вскрикнула она тонким детским голоском. — Он меня будет сеть… отрывать руки… ноги…
Слезы брызнули двумя прозрачными струйками. Теперь я видел, что это только испуганный ребенок, уже созревший, но еще ребенок. Цепь показалась чересчур тяжелой, на такую швартовать бы крейсера, а не испуганных женщин.
Гендельсон повернул ко мне голову, не опуская сложенных у груди рук.
— Сэр Ричард, уж не собираетесь ли освобождать ведьму?
— На ней не написано, что ведьма, — огрызнулся я. — К тому же, думаю, перепуганные жители просто откупаются от какого-то зверя. Явно девственница, а это самый расходный материал… Используются только раз, да и то для жертвоприношений.
— Для жертвоприношений? — воскликнул он. — Так это же сатанинское действо? Гнусное язычество! Идолопоклонство!
— Во-во, — сказал я, — потому и надо…
Я не договорил, в небе показался крупный дракон. Он быстро снижался, мы видели странно загнутые крылья, как изломанные, блестящие когти, огромную пасть. Я отбросил меч и торопливо сорвал с пояса молот, но швырнуть не успел. Дракон пошел над самой землей, выставил лапы, изогнул крылья, их надуло, как паруса. Его несло по земле к нам, как песчаные сани.
— Ну что, сэр Гендельсон, — спросил я, — как поступим?
Сказал и устыдился, ибо эта каракатица сползла с коня и, обнажив меч, встала перед женщиной, загораживая ее своим сочным телом, правда, упакованным в железную скорлупу..
— Если это ведьма, — сказал он жирным и одновременно твердым, как сало на морозе, голосом, — то ее должна судить святая инквизиция. И предать милосердной смерти… без пролития крови. Но если ее поставили сюда, чтобы насытить исчадия ада…
— Тихо, — прервал я. — Лучше, сэр Гендельсон, отойдите во-о-он туда.
— Зачем? — спросил он подозрительно.
— Затем, — гаркнул я, — что из-за тебя, дурака, дракон и женщину сомнет!.. А она отстраниться почему-то не сумеет!
Он поспешно отбежал, очень вовремя, ибо дракон уже выполз на холм и спешил к добыче. Выпуклые немигающие глаза уставились на женщину. Ужасающая пасть распахнулась, обнажив по три ряда острых зубов. Женщина в страхе закричала.
Чудовище не успело закрыть пасть, молот влетел вовнутрь, тут же пасть захлопнулась, будто ящерица поймала муху. Я замер, но опомнился и выхватил меч, дракон полз в мою сторону. Гендельсон воинственно закричал и побежал с поднятым мечом прямо на дракона. Дракон все замедлял движение, передние лапы начали подгибаться. На шее вздулся волдырь, разросся, лопнул. Молот понесся в мою сторону, облепленный какой-то дрянью, уже и не молот, а половая тряпка. Я выставил ладонь, по ней ударило как местным наркозом по интимному месту липкой от слизи рукоятью. Ладонь и пальцы защипало. Гендельсон дико орал и старательно рубил дракона по голове. Глаза дракона угасли. Он сделал слабое движение поймать меч скачущего перед ним человечка, промахнулся.
Передние лапы подломились, дракон ткнулся мордой в землю. Задние лапы, до которых еще не дошел сигнал о смерти мозга, сделали пару шагов. Спина чудовища выгнулась горбом, костяные щитки на ней затрещали, а гребень распетушился, как веер.
Он постоял так, как червяк-палочник, Гендельсон наконец устал бить железкой по голове, а дракона зашатало, словно не мог выбрать, на какой бок падать мягче. Я сорвал пучок травы, надо же почистить рукоять…
Внезапно дракона качнуло вперед. Я уже потом понял, что он просто падал, падал, как рушится башенный кран. Я с воплем швырнул молот, отпрыгнул в сторону. Меня ударило жестким, тяжелым, отшвырнуло, покатило. По дороге саданулся мордой о камень, губы обожгло. Провел языком, там горячее и соленое. За спиной грохот, рев, земля пару раз вздрогнула. Дракон колотился по земле, как курица, которой отрубили голову.
Голова чудовища в самом деле разворочена, в затылке огромная дыра. Я поднялся с молотом в руке, не знаю, как и удержал такую скользкую рукоять. На ней с полпуда слизи, что, наверное, мозги или ганглии, если дракон не принадлежит к хордовым. Крылатый земноводный в последней судороге так трепыхнул совсем не куриными крыльями, что меня, как дистрофика, едва не унесло ветром в сторону Кернеля.
Девушка уже перестала визжать, и хотя рот открыт, но уже в великом изумлении. Она задергалась, перехватив мой взгляд, закричала:
— Сэр рыцарь, сэр рыцарь!.. Второй господин, что такой храбрый… он там, под этим чудищем!
— Может, там его и оставить? — пробормотал я. Ноги Гендельсона торчали с другой стороны. Я постучал рукоятью молота по его коленной чашечке, прислушался. Нога слабо дернулась.
— Сэр Гендельсон, — позваля. — Вы как насчет того, чтобы вылезти? Нам надо ехать.
Нога снова слабо дернулась. Я опять постучал, сперва по чашечке, потом по колену, отряхивая комья слизи, потом тщательно вытер рукоять о край роскошнейшего плаща. Перехватил поудобнее, вытер и железо.
Из-под дракона раздался придушенный голос:
— Сэр Ричард… помогите… мне выбраться…
— Но как? — осведомился я.
— Не знаю… придумайте…
— Вытащить вас не могу, — объяснил я, — дракон еще толще, чем вы… не в обиду вам это сказано, ибо я понимаю, что дородность и величавость — великое дело. Остается только разрубить эту корову с крыльями на части… Сам я это не осилю, придется созывать народ из окрестных деревень… Эй, девушка, тебя как звать?
— Дафния, мой господин!
— Дафния, деревня здесь далеко?
— Нет, мой господин! — закричала она. — Сегодня же можно созвать людей. Этого дракона можно будет разделать всего за неделю!
