Воздух в комнате ходил от храпа тугими волнами. Я рухнул на постель, не раздеваясь, и сразу же все завертелось, закрутилось, ложе начало приподниматься, пытаясь меня сбросить на пол. Я уцепился за края, сказал себе твердо — а вот не дамся…
Глава 21
Проснулся на полу. Голова раскалывалась от боли, Гендельсон уже сидел на своей лавке и натягивал сапоги. Я попробовал встать, перекосило от боли. На его морде заметил вроде бы злорадство, спросил зло:
— А вы, сэр Гендельсон… что, не напиваетесь, как свинья, на которую, кстати о птичках, очень похожи?
Он вскинул бровь, осведомился с оскорбительной вежливостью:
— Почему о птичках?
— По кочану, — ответил я. — Что, стыдно признаться? Ломает?
Он пожал плечами.
— Раньше было стыдно… что не напиваюсь на пирах. И вообще по любому поводу и без повода, как у нас принято. Даже врал, что, мол, вчера перепил, сегодня голова болит, потому не буду… Но сейчас у меня такое положение при дворе, что мне не надо прикидываться, сэр Ричард! Да, я не любитель вина. Да, я не любитель пьяных драк. Да, я плохо владею мечом… можно сказать, совсем никудышно… но у меня прекрасная библиотека, у меня много хороших верных друзей и, главное, у меня самая лучшая в мире жена! И пусть кто-то попробует сказать, что живет лучше!
Я встал, ухватился за стену, мир закачался, а желудок начал карабкаться, цепляясь за ребра, как за ступеньки лестницы, повыше к горлу.
— Не скажут, — прошептал я. — По крайней мере, я уж точно не скажу…
Он проводил меня насмешливым взором, я вывалился в коридор, за спиной хлопнула дверь, слышались тяжелые шаркающие шаги.
— Да уж, сейчас точно не скажете… Но что будет, когда голова перестанет трещать?
— Тогда затрещит сердце, — ответил я.
На дворе в глаза ударило солнце. Слуга с сочувствием смотрел в мою опухшую харю. Вывел коней, сказал, подавая повод:
— С седла не брякнетесь, ваша милость? Может быть, лучше отложить выступление на сутки?
— Рад бы, — сказал я. — Но что делать, труба зовет…
Гендельсон со стуком опустил забрало, массивная железная статуя, но все-таки там под железом что-то сообразило, что выглядит смешновато, все-таки не поле турнира и тем более, не поле сражалища, снова поднял железную решетку.
— Хорошо сказано, — одобрил он звучным басом. — Труба зовет на подвиги!
Господи, подумал я с отвращением, только бы этот дурак не потащил из ножен меч и не начал помахивать в воздухе, изображая героя.
Гендельсон с усилием вытащил из ножен меч, вскинул гордо острием к небу. Солнце заблистало на лезвии, рассыпалось на тысячи блестящих искорок. Он помахал им над головой, приосаниваясь и показывая удаль и рыцарскую доблесть.
Слуга приторочил сзади к седлу два мешка с провизией, а Гендельсон тут же совсем не героически перепроверил, пересчитал. Сказывается профессия. Мы не прощались с хозяином и особенно с Дафнией. Я сказал хозяину многозначительно, что буду возвращаться этой дорогой и поинтересуюсь, не обижал ли он бедную девушку. Он спокойно выдержал мой испытующий взгляд.
— Заезжайте, — сказал он. — Если не выйдет замуж то будет еще здесь.
— А выйдет замуж, выгонишь?
— Нет, но мужья часто требуют, чтобы готовила только им дома.
Гендельсон, которому тоже надо обязательно показать, кто из нас двоих старше, многозначительно погрозил хозяину пальцем, и мы пустили коней шагом. После ночного разговора Гендельсон старался без нужды не встречаться со мной взглядом, сам не заговаривал, но держался тем не менее с прежней бундючностью, вперял вперед такой тяжелый взор, что горизонт подрагивал и заметно прогибался.
— Вот видите, — сказал я, — нормальные хорошие люди. И хозяин с его семьей, и гости. Мы ж ни с кем не подрались даже!.. А ведь это ж земли, где воцарилось Зло. Где Тьма кругом, ни зги Добра…
Он буркнул, не поворачивая головы:
— Зло принимает разные обличья.
— Да? А что мы видели на этом дворе злого?
Он подумал, ответил с прежней неприязнью, разве что не повышал тона, помнил, что он обнажился, и наши роли несколько изменились:
— Все.
— Все? Это слишком много. Иначе не будет заметно Добра.
Он сказал негромко:
— Я видел, сэр Ричард, как вы фыркали, когда я… ну, с мечом. Но ведь надо же простому люду показывать пример доблести и мужества?
— Надо, — согласился я кротко.
В голове стучали молотки, я перебирал в памяти все, что сохранилось, но там всплывали такие куски, что я содрогался: наяву ли стрясанулось аль у меня крыша поехала? И как я держался? К счастью, если абсолютное большинство при пьянке развязывается, то я как раз завязываюсь. И чем больше приходится выпить, тем старательнее слежу, чтобы не обос… не опозориться. А когда вообще уже полный перебор, вообще молчу, как инозвездные цивилизации. Так что не надо, что я по пьяни натворил то-то и то-то. Брехня, по пьяни я вообще зайчик.
Дорога привела к неширокой речке. Кони пошли вдоль воды шагом, сами присматриваясь, выбирая брод. Далеко впереди молодая девушка вошла в воду по колено, тоже намереваясь перебраться на ту сторону. Нас она не видела, сосредоточенно всматривалась в темную воду.
Кони шли по мокрому песку, копыта увязали, но ступали бесшумно. Девушка медленно двинулась вперед, нащупывая путь. Дно понижалось, и соответственно она поднимала подол все выше и выше. Я засмотрелся, ее ноги открываются постепенно, как в дразнящем стриптизе. Когда юбка открыла колени, я напомнил себе, что в этом веке еще не изобрели нижнее белье, о женских трусах слыхом не слыхивали…
Черт, с середины реки дно начало повышаться, девушка быстро выбиралась на берег, так же постепенно опуская платье. Разочарованный, я подумал тускло, что бог мог бы выкопать речку и поглубже или же могли бы пройти дожди в верховьях, чтобы уровень поднялся… рассмеялся, ибо столько видел совсем голых баб, но голых — это не совсем то…
Правда, возможно, голость тех баб как раз и служит некоторой защитной реакцией… Я не успел додумать, девушка была уже у берега, правда, там пришлось преодолеть яму, где снова приподняла платье, на этот раз приоткрыв сверкающие ягодицы… вода справа от нее забурлила, девушка вскрикнула, выронила края платья, руки взметнулись над головой, и она исчезла под водой.
Потрясенные, мы смотрели на кровавый водоворот что возник там, по течению поплыли красные струи, но тут же вода стала чистой и спокойной. Я видел, как утаскивают антилоп крокодилы, но тогда вода бурлит долго, на поверхность выныривает то рогатая голова, то копыта, то крокодилий хвост или спинной гребень, а здесь как будто ее утащило и смололо в гигантской мясорубке, даже крови выплеснулось едва-едва…
Гендельсон перекрестился:
