Но первое, что я увидел у входа в этот нехитрый сад, была молодая женщина. Белое нежное лицо тонуло в окружении пышных иссиня-черных волос, она сидела на каменном парапете, одну ногу поставив на камень, другой опираясь о землю. Такое же белое нежное, как и лицо, тело, даже очень белое и очень нежное, не знавшее жгучих лучей солнца, едва-едва прикрыто тончайшей кисеей, что создает видимость одетости, но в то же время ничего не скрывает.
Да и сама эта кисея в виде очень открытого сарафана с разрезами по бокам до пояса… гм… У нее оказались удивительно широкие черные брови, крупные глаза с длинными черные ресницами, загнутыми и густыми, полные красивой формы губы, очень красные, настолько красные, что я не поверю, что не накрашены.
Крупные тяжелые груди лежат красиво и вольно, груди женщины, а не вызывающе торчащие сиськи пятнадцатилетней девушки. Кисея не скрывает ни широких коричневых кругов, ни багровых кончиков, и чем больше я на нее смотрел, тем больше мною овладевало ощущение покоя. У таких женщин инстинкт заботиться, лечить, ухаживать, помогать, следить, чтобы у меня все было в порядке, одежда починена, сам я накормлен и пострижен, уши почищены, спина почесана… и вообще, чтобы мне было во всем хорошо.
Я посмотрел на нее снова и понял, что мне с нею было бы хорошо во всем. А она в ответ посмотрела так, что я понял, стоит только протянуть руку, и она окажется со мной в постели. Нет, это я окажусь в ее постели, мягкой, широкой, удобной, подо мной будет перина из нежнейшего лебяжьего пуха, над нами нависнет полог из цветного шелка, спальня у нее тихая и затемненная, а сама женщина рядом — мягкая, теплая и очень спокойная…
— У меня есть любимая, — сказал я зачем-то. — Она для меня… все на свете.
Женщина спросила лукаво:
— Очень красивая?
Я развел руками.
— Н-не знаю. Для меня красивее всех на свете.
Она сказала с понимающей улыбкой:
— Кто выбирает между умом и красотой, должен взять красивую дамой своего сердца, а умную — женой.
Я снова развел руками, не зная, что сказать. Она встала, прозрачная кисея, собранная на полных бедрах в складки, соскользнула, укрыв ее почти до лодыжек.
— Пойдемте, сэр Ричард, — сказала она дружески. — Я не самая умная и не самая красивая, так что не напрашиваюсь ни в дамы сердца, ни в жены. Но я могу скрасить вам эту холодную ночь.
Я поклонился.
— Польщен… Честное слово, я чувствую себя полным идиотом, что отказываюсь… но у меня, увы, обет.
Она засмеялась:
— Но кто в вашей далекой стране увидит, что вы его нарушили?
— Я увижу, — ответил я.
Ноги медленно несли меня вдоль улицы, я вертел головой, давал дорогу проезжающим мимо телегам с товарами, улыбался девушкам, кланялся старикам. В чреслах горячо и тяжело, я себя, конечно победил, герой, но плоть бунтует, перед глазами то и дело мелькают картинки, как я такое проделываю с этой роскошной и податливой женщиной, что уже и двигаться трудно, а порой вовсе темнеет, как у лилипута в подобных случаях.
Такое обилие голых баб-с, мелькнула мысль. И очень доступных. Неужели этим старается взять Самаэль, или же это отвлекающий маневр? Откуда ему знать, что в моем мире это давно уже не соблазн, а так… глоток теплой воды, порция дешевого мороженого, что на каждом углу… Но здесь, в этом мире, для простолюдина — даже если он барон! — эти свободы в самом деле значат много. Это огромное искушение, как ни крути. Да, огромное искушение принять эти простые правила общения.
А принять — это служить тому, кто принес эту свободу.
Я твердил эти суровые праведные и правильные слова, вколачивал их, как гвозди, в свой размягченный желаниями мозг, а там в ответ все упорнее мелькали сценки из видений святого Антония в пещере.
Мальчишки играли посреди улицы, я поймал одного за плечо:
— Эй, герой — истребитель драконов!.. Где у вас маг?
— Маг? — переспросил мальчишка. — Какой?
— А что, — поинтересовался я, — в вашем городе и магов двое?
— Нет, — ответил мальчишка с удивлением. — Нет, конечно!.. У нас их пятеро.
Я удивился:
— Живут же люди… Ладно, а где живет тот, что поближе?
— Да вон в том доме… Видите, крыша с побитой черепицей?
— Спасибо, — поблагодарил я и потрепал его по голове. — Вообще-то я мог бы и сам догадаться… У кого еще может быть побита черепица?
Деревянная калитка украшена устрашающего вида орнаментом, а ручка в виде головы дракона с распахнутой пастью. Я нажал на нее с некоторой опаской, не брызнет ли в ладонь струя огня, почему магу не пошутить и таким образом, все можно списать на эксцентричность ученого, но нигде ничего не лягнуло, не грюкнуло, не звякнуло.
Я понажимал еще, наконец просто толкнул дверь… и она распахнулась. В проеме видна дорожка, вымощенная мелкими булыжниками, по бокам цветы, там носятся бабочки и стрекозы. Я перешагнул порожек, закрыл за собой калитку, а когда повернулся к дому, оттуда навстречу быстро шел молодой подтянутый воин. Лицо его горело отвагой, в глазах жажда схватки, в правой руке легкий меч с длинным лезвием.
Я замер, быстро оглядывая его с головы до ног. Парень молодой, вооружен легко: в кожаных доспехах, только грудь защищена нашитыми металлическими бляхами, в правой, как уже сказал, легкий меч с длинным лезвием, на локте левой — деревянный щит. Голову закрывает металлическая шапка, острый конус сбросит лезвие чужого меча, на плечах металлические пластины — прародительницы современных погон, на поясе кинжал в простых ножнах, за плечом простой боевой лук, больше похожий на охотничий. Кожаная одежда опускается до середины бедер, дальше ноги ничем не защищены, кроме плотно обтягивающих бедра и голени по всей длине штанов из тонкой кожи, до сапог, но уже из кожи погрубее. Руки от плеч голые, только рукавицы закрывают кисть.
Он показался мне ладным, опытным воином, делающим ставку на скорость в бою, а не на танковую броню, как тяжеловооруженные рыцари. Ощущение такое, что в этом городе смешались Юг и Восток. Может быть, потому и такое обилие драконов. Все-таки эти твари хладнокровные могут жить только в условиях жаркого климата…
— Вот так теперь одеваются привратники? — спросил я.
Он замедлил шаг, быстро оглядел меня с головы до ног. Придирчивый взгляд зацепился за мой молот, несколько мгновений обследовал его, а когда воин поднял глаза, в них было уважение.
— Я хотел уйти с героями, — ответил он наконец, — что пошли брать Кернель. Говорят, там подвалы забиты золотом, там сундуки с сокровищами, а монахини все сплошь девственницы!.. Но меня не взяли. Теперь я с вечера и до утра хожу по улицам, слежу за порядком… А вы не ошиблись дверью?
— Если маг живет здесь, — ответил я, — то не ошибся.
Он поморщился:
— Здесь. Это мой дед. Идите по той лесенке наверх. К нему обычно ходят старухи да прыщавые юнцы, но чтоб явился вот такой герой…
