Я кивнул, сказал в том же тоне:
– И собираемся совершить вдвоем переворот в городе. Кстати, эта не ваша? Сэр Сигизмунд, покажи.
Сизизмунд откинул край плаща, страж посмотрел, звучно причмокнул:
– Нет, но можете оставить нам.
– Как пошлину? – спросил я.
Сигизмунд воззрился на меня в великом негодовании.
Страж сказал весело:
– Нет, пошлину отдельно.
Я покачал головой.
– Разве по нам не видно, что такие вот олухи, что спасают девиц от дракона… или не дракона, не ездят с мешками, полными золота? Впрочем, пара серебряных монет у меня где-то завалялась. Но самим придется идти по городу с протянутой рукой. Авось кто-то накормит.
Я вытащил две серебряные монеты, страж поймал обе на лету. Старший тут же смахнул деньги с его ладони, словно взлетевших мух, рассмотрел, попробовал на зуб. Я сделал скорбное лицо. Старшой махнул:
– Поезжайте! По этой же улице, в самом конце, хороший постоялый двор. Если у вас завалялась еще одна такая же, хорошо накормят и спать уложат.
– Спасибо, – сказал я и добавил вежливо: – Добрые люди.
Они захохотали, словно я отмочил крутейшую шутку юмора, прям прикололся, а мы с Сигизмундом въехали в город. Народ останавливался поглазеть на нас, рыцари везде – штучный товар, я сказал настойчиво:
– Сэр Сигизмунд, если не дадите свободу милой девушке, я вас начну подозревать.
– Сэр Ричард!
– Да-да, – сказал я твердо. – Почему не отпускаете?
– Да она же… не одета!
– Тем более, – сказал я неумолимо. – Эй, у тебя в городе есть какая-то родня? Ты сама откуда?
Из-под плаща показалось разрумянившееся лицо, глаза блестят, до чего же эти женщины, как и козы, быстро осваиваются в любой обстановке, про себя в качестве жертвы уже забыла, как забыла бы любая коза, уже устроилась жить здесь под рыцарским плащом.
– Я из Горелых Пней, – пискнула она звонким, почти детским голоском. – Это такое село.
– Где оно?
– Мы его проехали, – сообщила она невинным голосом.
Сигизмунд открыл и закрыл рот, я сказал строго:
– Чадо, ты умеешь устраиваться, вижу. Ты бы и у дракона устроилась. А здесь в городе родня есть? Хоть какая-то?
Она заколебалась, но я смотрел строго, она сказала тихо:
– Есть, двоюродная тетя… Такая противная.
Я кивнул Сигизмунду:
– Отпусти ребенка. Плащом придется пожертвовать, но ты, надеюсь, не очень жадный?
– Сэр Ричард, – воскликнул он возмущенно. – Как вы можете?
– Не дашь? – спросил я. – Да, плащ больно красивый…
По лицу Сигизмунда видно, что плаща и в самом деле жаль, роскошный плащ, великолепный, чьи-то девичьи ручки вышивали, кто-то мечтал, что будет укрываться и вспоминать ее ясные очи, румяные щечки и милые ямочки.
Девушка осталась посреди улицы, кутаясь в плащ, я подмигнул ободряюще, схватил коня Сигизмунда за повод и пустил своего галопом. Дома замелькали по обе стороны, кто-то испуганно вскрикнул, а через несколько минут кони оказались перед распахнутыми воротами постоялого двора.
Сигизмунд пропустил меня первым, я передал поводья слугам, что заверили насчет отборного овса и ключевой воды, отряхнул на крыльце пыль и толкнул дверь.
Запахи не сшибли с ног, как бывало раньше, здесь даже не запахи, а скорее ароматы, пахло жареным мясом, но хорошо прожаренным, прямо чувствовалась его нежность, мягкость, в воздухе плыло слабое ощущение изысканных специй. А если и не изысканных, я их все равно не отличу от неизысканных, то хотя бы не грубых.
Я сел за свободный стол, быстро оглядел помещение. Чистое, просторное, большие окна, столы тоже чистые, ни одной собаки под столами, хотя я ничего против собак не имею. Даже посетители тоже сравнительно чистые, хотя народ с виду достаточно простой.
Подошел человек в белом фартуке, похожий на официанта и на хозяина разом.
– Обедать? Или только пить?
– И пиво тоже, – ответил я. – В смысле кроме всего, что полагается двум усталым рыцарям с дальней дороги… Сэр Сигизмунд, идите сюда! Нам понадобится еще и просторная комната. Кровати, пожалуйста, раздельные.
Он посмотрел на Сигизмунда, тот опустился за стол напротив, взгляд оценивающе скользнул по шлему с красным крестом на коленях молодого рыцаря.
– Комнату? Да еще просторную?
Я бросил на стол две серебряных монеты.
– Если не поторопишься с едой, начнем грызть стол.
Он взял монеты спокойно, с достоинством, все-таки хозяин, не слуга, осмотрел, на губах появилась скупая улыбка.
– Все будет. У нас хорошо готовят.
– Верю, – ответил я. – Пахнет здорово.
Он ушел, я посматривал на людей, Сигизмунд сидел угрюмый, бросал по сторонам недоверчивые взгляды.
– Нехорошее место, – сообщил он хмуро.
– В чем?
– Нехорошее, – повторил он убежденно. – Нигде не вижу святого распятия!
– Возможно, – предположил я, – чтобы не портить аппетит? Все-таки вид распятого на кресте человека, истекающего кровью, как зарезанный баран, напоминает кухню, а за столом о кухне не то что говорить, даже вспоминать неприлично. Не спеши, в комнате увидишь даже свечи и просвирки.
– Пока не увижу Библию, – сказал он так же угрюмо, – я не поверю, что здесь живут достойные люди.
– Сэр Сигизмунд, – ответил я, – нам придется не только идти бок о бок с не самыми достойными людьми на свете, но и делить хлеб. Не гордыня ли в тебе глаголет?
Он испуганно перекрестился, губы задвигались, шепча молитву. Когда принесли две глубокие миски с горячим супом, он все еще молился. Просил избавить от искушения, от соблазнов, укрепить дух и волю. Я торопливо хлебал, с каждым глотком вливалась сила, усталое тело оживало. Потом хорошо приготовленный бифштекс, есть приправы, да не вонючий чеснок, а благородный перец… Хотя, возможно, чеснок убрали потому, что он отпугивает всякую нечисть, а это бесхозяйственно, у нечисти злата больше, чем у невинных душ, которым уготовано место в раю. Правда, я чуточку ближе к чисти, чем к нечисти, но мне тоже очень не хотелось бы, чтобы на меня дышала чесноком вот та красотка, что веселится в компании мужчин в дорожных плащах. Или слышать запах чеснока вон от той женщины, пусть уж лучше будет нечистью…
Она сидела за небольшим столом у окна, свет падал на ее чистое милое лицо. Взгляд больших темных глаз устремлен на нечто там на улице, явно такое же спокойное, мирное, теплое и ласковое, как она сама. Я подумал, что ее трудно вообразить в соседстве с чем-то нетеплым и неласковым. Изобилие черных волос падает на плечи и спину, волосы блестящие, здоровые, вся женщина налита спокойным здоровьем, такая чеховская душечка, пышненькая даже, с крупной налитой грудью, что вызвала ассоциации с тонкой пленкой, заполненной горячим густым молоком, розовые девичьи ареолы сосков, совсем не осиная талия, да на фиг она нужна, так здорово хвататься за сочный живот и кусать за нежненькие валики на боках.
