Гунтер задержался с крестьянами, Ульман и оба стражника держатся сзади, Сигизмунд сказал с легким укором:
– Вы зря так, монсеньор…
– Ты о чем?
– Да обо всем, – сказал он на правах рыцаря, ибо все рыцари – братья по рыцарской клятве, – и повесили рыцаря зря, он всего лишь поразвлекся с простолюдинами… и золотых монет простолюдинам зря… Им и одной серебряной хватило бы.
– Мне достаются легко, – напомнил я. – Да и не осталось уже серебряных.
– Это верно, – возразил он, – но нельзя, чтобы легко доставались простому люду. Иначе работать не заставишь! Когда пропьют, явятся просить еще. Увидели, что вы щедрый…
Я буркнул раздраженно:
– А мне плевать на права человека и веселие пити. Начну по суду шариата сперва пороть, а потом вешать за пьянство. А того красноморденького не зря! Ладно, простолюдины – не люди, или пока что еще не люди, но все равно, он покусился на этих моих нелюдей, а это оскорбление мне лично.
Сигизмунд возразил:
– Но вы же взяли его в плен! Что еще? Теперь надо за выкуп…
– А он явится снова! И снова устроит то, что устроил!
За спинами сдержанно хохотнул один из стражников:
– А его снова в плен и – выкуп побольше, побольше! На этом можно заработать: ловить и выпускать. А потом увидит, что удовольствие дороговатое, и перестанет.
Я ехал молча, раздраженный уже на себя. Вообще-то они правы, так здесь и принято. Я со своими правами человека влез, как слон в оперу. Сам же не считаю простолюдинов равными людям благородного сословия, хотя эту разницу понимаю чуть иначе: для меня пьяный бомж не равен чистенькому студенту или девушке-скрипачке, тем более – крупному изобретателю или ученому. Какую бы ахинею о равенстве ни вешали мне на уши юристы, но я бросился защищать не простолюдинку, а женщину. А любая женщина выше любых сословий, ибо даже самая простая в состоянии родить как простолюдина, так и королевского сына. Причем справится с этим, вполне возможно, гораздо лучше, чем королева… И королевский сын от простолюдинки будет здоровее, умнее и вообще лучше, чем сын от анемичной, больной и сварливой королевы…
– Что сделано, то сделано, – отрубил я. – Если вор вломился в мою квартирку и начинает там ломать и грабить, я вправе… да-да, вправе!.. Причем была опасность и для моей жизни, верно?.. Даже наш куценький закон предусматривает право на самооборону. А теперь эти деревни – тоже моя квартира. У меня, можно сказать, апартаменты! Так что, ребята, вы там подумайте хорошенько, как обезопасить их, а я пока займусь самим замком. Не нравится мне, что в нем какие-то тайны. Тайны могут оказаться и ловушками, а я не хотел бы поскользнуться на ровном месте и сломать… хотя бы палец.
Сигизмунд сказал тревожно:
– Теперь придется ночную стражу удвоить. Ведь этот рыцарь, которого так вот… на дерево, сын одного из соседей. Я что-то слышал. Ульман, расскажи подробнее!
Они приотстали, разговаривали почти шепотом, чтобы не отвлекать меня от нелегких дум, но когда мы проехали в туннеле стены, а потом слезали с коней, я увидел лицо Сигизмунд а и увидел, насколько оно вытянулось и побледнело, а в глазах смятение, даже непогода. Я совершил преступление, поднял руку на собрата. Будучи рыцарем, я убил, позорно казнил другого рыцаря. Ведь рыцари уже превратились в особую наднациональную, как теперь сказали бы, корпорацию, и для них гораздо важнее корпоративный дух, чем те мелкие законы и постановления, что существуют на территориях всяких там стран.
Да и что за несерьезные страны, если границы все время меняются, земли переходят от одного короля к другому, даже целые страны переходят, зато замки остаются на тех же местах, и вот вдруг начинать враждовать с соседом лишь на том основании, что очередная ссора королей провела границу между ними, – глупо. Рыцари чувствуют себя одной наднацией, своеобразным обществом, убивать в боях собрата неприлично, непристойно. Другое дело – рыцарская сшибка с целью проверить, кто круче, кто сидит на коне устойчивее, у кого доспехи крепче, кто лучше владеет оружием… А побежденный с церемонными поклонами передает доспехи и коня победителю.
Возможно, подумал я раздраженно, именно сейчас и появилось это дурацкое «проиграть поединок», «выиграть поединок», а затем и еще хуже: «проиграть бой», «выиграть бой», от которого рукой подать вообще до кощунственного: «выиграть войну», «проиграть войну», как будто война – забава, игра, спорт, пари!
Глава 7
По возвращении я остановился у ворот, велел сойти вниз стражникам, осмотрел их луки. Если ожидать ответный рейд родственников повешенного, то надо остановить наступающих еще на мосту. А для этого луки – идеальное оружие. Гунтер посматривал ревниво, он прав, добротные большие луки, такие принесли победу над прекрасно вооруженными и защищенными доспехами рыцарями при Креси и Пуатье, когда простые лучники легко и без потерь перебили массу доблестных рыцарей. Небывалое дело, если учесть, что как раз рыцарей в сражениях гибли единицы. Луки из тиса, естественно, ибо народ давно заметил, что именно тис лучше всего запасает мускульную энергию. И хотя тис обильно растет и в Англии, однако англичане делали луки не из своего тиса, а из привозного, испанского. По закону испанские купцы к каждой бочке ввозимого в Англию вина должны были прилагать три бруска тисовых заготовок для луков.
Но я хмурился, натягивал лук, щелкал пальцем по тугой тетиве, Гунтер не выдержал, спросил:
– Что-то не так, ваша милость? Лучше этих луков разве что у Кабана! Да и то не уверен.
– Кто такой Кабан?
– Один из наших соседей. Его лучники всегда побеждают на состязаниях!
– Стреляющий Кабан… гм… круто, но все-таки луки амуров получше…
– Амуров? Кто это?
– Так французы назвали башкирских воинов, – объяснил я, – что вторглись за Наполеоном во Францию. Они были вооружены такими луками, чьи стрелы пробивали даже кирасы… Французы – это такие выродившиеся франки, Наполеон… гм… полководец, Франция – осколок империи франков, а кирасы – это стальные панцири без рукавов… Все, теперь о луках. Я не большой спец в этом деле, но надо срочно наладить производство композитных луков. Бьют втрое дальше, вчетверо сильнее. Конечно, делать их намного труднее, но я буду хорошо платить за каждый лук. Когда дело касается собственной шкуры, то о цене как-то говорить непристойно… Хорошо бы наладить и производство арбалетов, а то те три, что я видел, производят жалкое впечатление. Надо не меньше трех десятков. Лучше больше, но хотя бы пока три-четыре десятка…
Лицо его посерьезнело.
– Ожидаете нападения? Вы правы, господин. Отец обязательно отомстит. Хоть он сам с ним не ладил, даже дрались, но все же принято… У него еще четверо сыновей и две дочери замужем за знатными лордами. Если сумеет собрать хотя бы половину, то мы не выдержим… Колдовство, что защищало замок, сейчас не действует, да?
Он смотрел честными глазами, но я помнил, с какой легкостью он начал служить мне, захватившему замок силой.
