– Сейчас эпоха после Второй Великой войны? – спросил я.
Она покачала головой.
– После Восьмой.
Удивиться я не мог, во сне чувство удивления отключено, как и цвет, однако черная печаль заполонила душу, а злая тоска сжала сердце.
– Неужели, – прошептал я, – это будет повторяться?.. И будет Девятая?
Она ответила тихо:
– Должно было произойти нечто… и оно произошло. В раздираемом болью мире появилась третья сила.
– Кто? – спросил я жадно.
Она ответила без колебаний, голос был грустный:
– Ты.
– Я?
– Ты, Ричард, ты и твоя вера, что как яркий факел осветила этот мир. И… отбросила тень. Люди с крестами в руках не делят магов на своих и чужих, хороших и плохих, полезных и вредных. Они уничтожают всех. Уничтожают магию, уничтожают магов, уничтожают все, что имеет отношение к магии. Однако магов уничтожают лишь по дороге в свое царство небесное, как они говорят, а главные противники у них те, кто…
Саня замолчала печально, я договорил невесело:
– Я знаю. Они тоже уничтожают магов, магию и все, что связано с магией. Ибо магия несовместима не только с верой, но и с рационализмом. С рационализмом – еще больше.
Она скорбно усмехнулась.
– Однако те больше используют магию, чем люди с крестами. Они… они практичнее. У них на юге магию исследуют, выявляют источники, заставляют работать. Там есть маги, что занимаются поиском магических вещей, доставшихся от прошлого.
Я сказал жадно:
– А ты не могла бы меня провести на… юг?
Она покачала головой.
– Могу только повести, но всякий раз будешь просыпаться на своем ложе в этом замке, ибо за сутки не дойдешь. Надо пересекать не только горы, леса и болота, но и пустыни, реки, моря. Придется плыть от острова к острову… Нет, тебе придется идти во плоти. Но, милый…
Она нерешительно умолкла.
– Что?
– В тебе много странного, однако это не спасет тебя в путешествии, ибо людей с крестами убивают задолго на подступах к югу. И никакие силы их не спасают. Никакие.
Я молчал, не зная, как ей объяснить, что я не человек с крестом, я на все эти суеверия и ритуалы положил, мне что христианство, что пляски обкуренного шамана, у меня один бог – это я. И что если что-то делаю такое, что одобряемо церковью, то лишь потому, что так просто совпадает. Пока что. Но совпадать будет недолго, это ясно дал мне понять один… словом, многое объяснить пока что не могу даже себе.
– А ты? – спросил я.
– Я не помню, – ответила она медленно, – когда я… родилась. Мне кажется, что родилась и осознала себя – это сильно разделено во времени. Родилась и жила так столетия. Или больше, не знаю. Помню смутные образы, могу только догадываться, что раньше я была чем-то вроде сгустка ветра… только это не ветер…
– Понимаю, – прервал я. – Другие… тоже также?
– Ты о троллях, гномах, эльфах, драконах и обо всем, что не люди?
– Ну, коровы и лошади тоже не люди, но, как появились на свет, знаю… По крайней мере, полагаю, что знаю. Но все эти магические силы, что вырвались в мир…
– Изменили многих людей, – закончила она. – Как и многих зверей. Я сама не могу сказать, кто такие гоблины… То ли изменившиеся люди, то ли звери, что изменились… Многие звери вымирали, а другие… другие наоборот… Но их тоже не осталось. Говорят, их убил гнев. Чей? Никто не знает. Но все говорят, гнев… Иди сюда, взгляни…
Она провела еще к двери, распахнула. Огромный зал уходил вдаль, квадраты потолка уменьшались, сближались и сливались в единую линию, как рельсы железнодорожной колеи, опровергая теорию о параллельных прямых. Так же уходили и стены, а пола не увидать, все заполнено диковинными предметами. При желании можно угадать в них все, начиная от «BFG» и лазерных мечей до зубочисток на нейтронной тяге.
– Кладовая, – объяснила Саня. – Маги… уже маги!.. собрали Древние вещи, в которых магия. При Герконе Долгожителе их было семеро. Они сюда свозили Вещи со всей страны…
– А где сейчас?
– Растащили, – ответила она. – Геркон убит Унлером Коротконогим, замок разграбили, опустошили, вычистили все…
Я хмуро смотрел на все эти богатства.
– Что мне с них? – вырвалось у меня горькое. – Ведь наяву нет…
Она была совсем рядом, я слишком долго сдерживался, но теперь, когда я понял, что все бесполезно, снова ощутил могучее притяжение к ней, горячая волна пошла по телу, я поспешно ухватил ее теплое мягкое тело, прижал к себе ее покорную плоть, толчки известили, что я овладел ею, она обнимала меня, теплая и покорная, над ухом прошелестел голос:
– И все же ты…
Проступили стены моей комнатки, я зажмурился, стараясь удержать ее образ, вытерся краем одеяла и отполз на другую сторону ложа, здесь все проще, даже знатные дамы ходят без трусов, не знают, что это за фигня, а в деликатные дни за ними ходят служанки со швабрами. Попробовал заснуть, но сердце застучало часто, тревожно. В окно падал узкий солнечный луч, я вздрогнул, вспомнив, где я, что успел натворить и что теперь я – феодал, а это не только право первой брачной ночи, как почему-то думается в первую очередь, но и обязанности, увы.
Глава 9
За окном чирикали птички, а когда я повернул голову, в светлом проеме колыхалась зеленая ветка, листики трепетали, а крохотная пичужка, синичка вроде бы, чирикала и размахивала крылышками, то ли утренняя гимнастика, то ли бедолага старается удержаться на качающейся ветке. Нет, синички вроде бы не чирикают…
Растопырив просвечивающиеся крылышки, на ветку спланировал дракончик, толстенький и мохнатенький, похожий на игрушку из замши. Он раскрыл крошечную пасть, сладко зевнул, во рту блеснуло, наверное – зубешки. Крепкие коготки обхватили тонкую ветку. Он втянул голову в плечи, собрался в ком и, похоже, решил вздремнуть до тех пор, пока с кухни не потянет вкусными запахами.
Могут и синички чирикать, решил я. Если дракон может прыгать по столу и воровать пирожки, то почему синичка не может чирикать? Здесь она вообще может оказаться с тремя головами. Второй день в замке, а как будто целая жизнь прошла!
Сходить бы, мелькнула мысль, да посмотреть сейчас, где ночью с Саней… Хотя бы на ту стену! Увы, там все новое. Ну, сравнительно, сравнительно. Здесь новым иной раз называют такое, что египетские пирамиды кажутся поставленными вчера.
Слуга внес большой медный таз. Я наскоро помылся. Из-за окна доносились глухие удары, слышались голоса. Солнце уже освещало косыми утренними лучами двор, суетился народ, со стороны ворот упряжка волов тащила волоком огромную каменную глыбу. Еще одна уже лежала возле стены церкви, двери были распахнуты, там размахивал руками человек в серой сутане, подпоясанной веревкой. Сперва я принял его за странствующего монаха, такие вроде бы давали обет бедности, потом узнал толстяка-священника из деревни, где я приказал повесить главаря дебоширов. Похожий на перезимовавший стог сена, неопрятный, очень усердный, настойчивый, настоящий профи своего дела, он суетился вокруг глыбы, что под стеной, указывал на нее пухлым пальчиком, одной рукой прижимал к груди толстенную книгу, явно с иллюстрациями Дорэ на каждой странице, такую и я не прочь поставить на полку, неважно, Библия или «Божественная комедия».
