– А куда подавать? – спросила она.
Я помедлил, замок для меня все еще загадка, наконец сказал мудро:
– Сама реши. Знаешь, раз проявила инициативу, то давай распоряжайся и дальше…
Она смерила меня оценивающим взглядом, я ощутил себя, как бычок на предпродажной подготовке, сообщила:
– Если вы не один, то лучше в общем зале.
– Хорошо, – ответил я легкомысленно. – Это где?
– Да в левом крыле, внизу.
В левом крыле на первом этаже тоже зал, просторный, неопрятный, все грубо и неотесанно, будто пещера каменного века, едва-едва приспособленная для жилья. Даже длинный стол, человек двадцать поместится с легкостью, на толстых обрубках, чуть ли не на пеньках, заменяющих ножки.
Я повернулся к Гунтеру, он послушно шел за мной.
– Иди за стол, обсудим, что делать дальше. Позови еще этого, как его…
– Марка? – подсказал Гунтер.
– Да, сенешаля. Он вроде бы неплохо знает замок, да и человек он с виду не самый худший на свете. Ульмана позови, надежный малый.
Гунтер не сдвинулся с места, глаза его изучали мое благородное лицо, что временами становилось то вовсе надменным, как у герцога, то лоховитым, как у пастуха. Кто еще согласится завтракать в нижнем зале за столом, предназначенным для челяди!
– А… священника?
Я задумался, поинтересовался:
– Священника? Ах да, тот толстячок, что распоряжается, как будто хозяин, а я так, не пришей кобыле хвост? Впрочем, вся церковь такова… мир для нее – строительная площадка для построения комму… царствия божьего на земле, что, собственно, правильно. Что он вообще здесь делает?
Гунтер развел руками.
– Восстанавливает церковь.
– С нею все в порядке?
Гунтер слегка смутился.
– Церковь очень старинная, ваша милость. Но службы в ней не проводились уже столетия. А этот священник раз уж пришел…
Я поморщился.
– Вижу. Пришел самовольно, распоряжается… Нет чтобы прийти ко мне, представиться, предложить услуги. Он, конечно, не парикмахер, но и я, в конце концов, не просто так зашел по дороге… Пока оставим все как есть. Время покажет. Для священника и то немало, что допустили, не повесили сразу. Похоже, он выбрал для себя роль оппозиции, очень удобно, признаю! Ни за что не отвечать, всех винить, прямо русский интеллигент. Надо спросить, кто, по его мнению, совесть нации? Но в любом случае, пусть оппозиция будет во дворе, а не за столом. Все равно не угодишь, так чего стараться?
Гунтер поклонился, исчез. На стол начали таскать еду, посуда простая, медная, а то и вовсе глиняная.
Итак, второй день начинается очень демократично, с общего завтрака с электоратом. Потом, понятно, все завернем на круги своя, буду обедать, как и положено феодалу… еще не знаю, как положено, да и что мне как и кем положено, я имею право на самодурь, я же феодал с правом первой брачной ночи, да что она ко мне так привязалась, эта первая брачная ночь, это мне надо для чего? Чтобы поверить, что я взаправдашний феодал?
Я остановился у простого кресла посредине, никакой тебе высокой спинки и герба в виде орла с развернутыми крыльями, кивком подозвал смирного сенешаля.
– Марк?
– Да, ваша милость! Марк, Марк Форстер.
– Слушай, Марк, твоя очередь бегать за новыми гостями. Посчитай, сколько здесь мест, выбери из солдат наиболее достойных сидеть с нами, такими вот замечательными. Это не значит, конечно, что такое действо будет каждый день, но сегодня день особый.
Ошеломленная обилием народа, служанка тем не менее сразу организовала процесс, помощники потянулись гуськом, на столе появились караваи свежеиспеченного хлеба, с подрумяненной коркой, посыпанные зернами, орешками, тяжелые круги сыра, чаши с вином и водой, солонки и блюдца с растертыми жгучими травами и зернами.
Зигфрид довольно потирал руки, не бедно живем. Перед ним поставили широкое блюдо с речными перловицами, садовыми улитками, но бравый рыцарь не смутился, бывалый, перед солдатами появились глубокие глиняные миски с похлебкой из бобов, пшена, затем только со стороны кухни пахнуло ароматными запахами горячего мяса, принесли целиком зажаренного кабана, на блюдах подавали печеных гусей, уток, фазанов, а мелкие птички, зажаренные в сухарях, вообще подавались в больших котлах, откуда их доставали без счета.
Да, кормят здесь совсем неплохо. Если и не платил жалованье своим людям скупой хозяин замка, то кормить кормил.
Солдаты ели, сдерживая себя, ведь за одним столом с правителем, робели, только Гунтер, изо всех сил показывая им, что он теперь входит в круг друзей нового повелителя, громко разговаривал то с Зигфридом, то с Сигизмундом, дважды обращался ко мне с пустяковыми вопросами, и солдаты потихоньку смелели, пробовали и диковинные блюда, переговаривались между собой, тянулись через стол к чашам с вином.
В зал влетела, как мне показалось, летучая мышь, зверек сделал круг над нашими головами и плюхнулся на середину стола, торопливо сложил крылья. Я застыл с вилкой у рта. Дракончик, совсем крохотный, но не тот, что я видел у леди… – как ее там, симпатичная такая, – хотя такого же размера, а толстенький, неуклюжий, с мохнатыми крыльями, похожий на упитанную мышь. По-моему, это он сидел на дереве перед окном моей спальни. Лапки тоже толстенькие, вдвое короче, чем у того, что тогда сидел на бокале. Мордочка широкая, глаза почти по бокам, но выпуклые, как у лягушки, хитрые и веселые.
Если тот, что у леди, как же ее имя, выглядел изящнейшим произведением искусства, то этот простой и веселый жрун, по морде видно.
Наша главная повариха сказала сердито:
– А ну кыш, стервец!
– Да пусть, – сказал я небрежно, – много ли сожрет? Не жадничай…
Она тут же умолкла, даже вздохнула с облегчением. Судя по тому, как этот летающий хомячок безбоязненно садится на стол, его здесь не очень-то гоняют, и сейчас стряпуха боится, чтобы новый хозяин не зашиб ее любимца.
– Ребята, – сказал я решительно, – человек я здесь новый, мягкий и добрый. Зазря никого не обижу и не хочу, чтобы у меня так получилось… ну, чтобы кого-то зашиб нечаянно. Потому, чтобы такого не случилось, вы мне все должны помогать. Просто обязаны, если вы патриоты. Я, хоть и Рюрик или Рарог, неважно, но чтоб за таким столом да не стать патриотом этой новой Ладоги? Вы не просто стая олухов, что выполняет любые приказы, любую дурь, но я жду от вас подсказок, поправок… Вон Гунтер уже поправляет меня, и все еще голова на его плечах цела. Верно, Гунтер?
Гунтер потрогал обеими руками голову, словно удивляясь, сказал с сомнением:
– Да пока еще… вроде бы…
Солдаты сдержанно засмеялись, но смотрели настороженно, от старших ласки мало, неприятностей много. Зигфрид ревниво хмурился, даже Сигизмунд взглянул укоризненно: ну кто же опускается до бесед с простыми солдатами? Им и так на всю жизнь хватит хвастливых рассказов, как сидели за одним столом с великим паладином!